Дочь Волка - Виктория Витуорт

Он гадал, расскажут ли монахи и крестьяне в Лауте ту же историю, которую он слышал все лето: что людям мерсийского Линдси не хватает хорошего предводителя, и длится это уже на протяжении целого поколения. Что растущее могущество Уэссекса на юге отвлекает внимание правителей Мерсии от северо-восточной провинции, которая никогда не забывала о своем прошлом, хотя всем известно, что ее вечно по очереди перетягивали на свою сторону то нортумбрианцы, то мерсийцы. Что сами эти правители расслабились и самоуспокоились, поскольку основные их земли расположены далеко на западе. Сам Финн считал этот уголок Мерсии переспевшей сливой, готовой упасть с ветки: издали она казалась сладкой и привлекательной, но подойди поближе, и увидишь червоточины и услышишь жужжание ос, дерущихся за желанный липкий приз.

И люди Линдси высказывались с презрением о своем великом северном соседе. Прошло уже больше десяти лет с тех пор, как Осберт повел свою армию на юг от Хамбера! Финн с интересом слушал эти нелестные высказывания.

– Мы не имеем ничего против того, чтобы он оставил нас в покое, – сказал ему трактирщик в Бардни. – Но что будет тогда с нашими честолюбивыми устремлениями? – Он долил Финну эля в его почти нетронутую кружку. – Вот что нас тревожит. Если он не может позаботиться о своих старых слугах и пристроить молодых людей, они начнут смотреть на сторону. И будут пастись в наших краях. – После этого он рассмеялся и пожал плечами. – Но раздор между родственниками в Нортумбрии также будет занимать их умы, так что им будет не до нас. Пока Элред… или кто там еще из претендентов? В общем, пока он будет держаться подальше от наших территорий, мы будем счастливы.

И этот человек с веснушчатым одутловатым лицом с двумя подбородками при свете очага действительно выглядел вполне счастливым.

Раздоры между родственниками. Это была еще одна фраза, которую следовало бы запомнить. Любое бедствие таит в себе новые возможности.

Из усыпанных ягодами зарослей бузины раздался вечерний крик черного дрозда. Финн был голоден, ему хотелось пить, поэтому он остановился и, сорвав несколько горько-сладких ягод с темно-красных стеблей, сунул их в рот. Но слишком много их есть нельзя: они способны сделать с внутренностями человека страшные вещи. Надо полагать, в Лаут до темноты ему не попасть. А стемнеет уже скоро, тем более что небо затягивало тучами. Так что вот-вот на землю упадет летняя ночь.

На меловой горе подходящего пристанища не найти, да и свет костра отсюда виден за много миль. Впрочем, жилья поблизости тоже не видно. Он, конечно, мог спокойно поспать под кустом, который хоть как-то защитит его от ветра, потому что, несмотря на сгущавшиеся тучи, дождем не пахло, но, если выбирать между этим вариантом и возможностью поесть у огня, было совершенно ясно, что он предпочтет. Поэтому Финн, размахивая ясеневым посохом, двинулся дальше своей легкой походкой, благодаря которой расстояния поглощались незаметно.

Он прошел, однако, всего пару миль, когда услышал тихое блеяние. Он сразу остановился. Есть стадо – значит есть пастух, а присутствие пастуха означало наличие собак. Рука крепче сжала гладкую поверхность палки, мгновенно превратившейся из походного посоха в грозное оружие.

Они приближались, пригнув головы и рыча, страшные звери с серой шерстью, недалеко ушедшие от волков, для защиты от которых их в свое время и вывел человек. Их было две – точнее, в сумерках он видел пока двух; они двигались, припадая к земле, и, ощерившись, издавали непрерывное низкое рычание, говорившее о том, что настроены они серьезно. Финн медленно пятился, держа палку наготове. Дерева, на которое можно было бы залезть, поблизости не было. Они, крадучись, подбирались все ближе и разделились, обходя его слева и справа, так что следить нужно было за обеими сразу.

Он непроизвольно задерживал дыхание, продолжая пятиться: руки подняты в успокаивающем жесте, палка готова к отражению атаки. От этого леденящего кровь рычания у него самого волосы на затылке встали дыбом. Интересно, они охотятся на него или просто прогоняют? А может, ведут себя с ним, как с овцами?

Внезапно раздался резкий свист и оба пса застыли на месте.

Финн тоже замер, стараясь восстановить дыхание. Собаки продолжали смотреть на него, и он прекрасно понимал, что, если развернется и побежит, это будет для них сигналом к нападению.

Снова раздался свист, на другой ноте, и собаки тут же развернулись, в последний раз блеснув белыми зубами, и скрылись в сгущающейся тьме.

Финн не двинулся с места, продолжая концентрироваться на вдохах и выдохах, а потом медленно переместил вес тела с носков на пятки, давая расслабиться напряженным коленям. Псы могли вернуться в любой момент. А там, где собаки, есть и люди.

– Кто ты такой?

Говорившего он не видел. Голос шел откуда-то сзади и сверху, с насыпи, тянувшейся вдоль северной стороны тропы. Он не шевелился, по-прежнему стараясь выглядеть дружелюбно настроенным. Голос был молодой и высокий, а безрассудный юноша может быть намного опаснее настороженного старика.

– Я странствующий торговец, – ответил он. Опустив посох, он согнул спину, чтобы показать свою ношу. – Видишь мою котомку?

Раздалось громкое хмыканье, потом – тишина. Финн ждал.

Затем другой голос, неприветливый, спросил:

– Ты покупаешь что-то, торговец, или только продаешь?

Финн ощутил, как по телу разливается приятное расслабление. Он сместил вес тела на одну ногу и слегка согнул другую в колене.

– Могу и купить, – отозвался он.

Послышался хруст гравия и осколков мела – это молодой спрыгнул с насыпи. В жилете из овчины мехом наружу он и сам был похож на овцу. Он выразительно мотнул головой в сторону, и Финн последовал за ним.

Пристанище пастухов находилось в полумиле от места встречи: стенка из кусков торфа, выложенная полумесяцем, с крышей из согнутых веток ивы, на которые для защиты от дождя и ветра был натянут большой кусок промасленного войлока. Очаг был обложен по бокам дерном; парень раздвинул его и начал подкармливать пламя сухими колючими ветками, которые трещали, посылая в ночное небо искры. Сухие овсяные лепешки и палочки твердого кислого сыра. Овечье молоко, еще теплое, которое поздним летом горчит от травы. На границе освещенного участка крадучись сновали собаки; время от времени глаза их, отражая свет костра, сверкали каким-то мистическим, неестественным блеском.

Это были молчаливые люди, и Финн тоже не торопился с разговорами. Если им есть что ему предложить, они сделают это в свое время. Прежде чем лечь, он связал завязки своей котомки двойным узлом и вместе с нею укрылся плащом, подоткнув его по краям. Плетеную из лозы котомку не только легче нести: при малейшем надавливании она жалобно скрипела. Он сразу услышал бы, если бы кто-то попробовал открыть ее глубокой ночью. И он не убирал руку с рукоятки висевшего на поясе ножа.

Однако все было спокойно.

Он очнулся от своего обычного глубокого сна без сновидений на рассвете и открыл глаза. Было холодно, стоял туман, слишком плотный и серый, чтобы можно было увидеть первые лучи солнца. До равноденствия было еще около месяца, но в воздухе уже чувствовалось дыхание осени – холод при вдохе обжигал ноздри изнутри. Перевернувшись на другой бок, он приподнялся, опираясь на локоть, и посмотрел на хозяев, которые сидели к нему спиной и говорили слишком тихо, чтобы можно было что-то разобрать. Ему нужно было облегчиться, поэтому он встал на ноги, производя больше шума, чем требовалось, чтобы дать им знать, что он уже проснулся.