Заговорщики в Кремле. От Андропова до Горбачева - Владимир Исаакович Соловьев

Так ушел на вынужденную пенсию министр промышленного строительства и всего через два месяца уволен министр здравоохранения по довольно серьезному обвинению “в фальсификации отчетов", неудовлетворительной организации здравоохранения и низком уровне медицинского обслуживания". Демонстрируя суровую неподкупность, Алиев снимает с работы министра внутренних дел, близкого своего сотрудника в те дни, когда сам возглавлял параллельное ведомству — КГБ, а вместе с ним увольняет и обоих его заместителей, полностью обновив, таким образом, руководство министерства.

После семи месяцев непрерывных чисток на всех уровнях азербайджанского руководства Алиев наконец приближается вплотную к центральному органу партии — республиканскому бюро. Если вспомнить старую священную эмблематику Комитета госбезопасности — щит и меч партии, то в случае с генералом КГБ Алиевым, как позднее — с грузином Шеварднадзе и еще позднее — с начальником секретной службы СССР Юрием Андроповым, КГБ перестало быть щитом, а меч обратило против тех, кого призвано защищать, — державных партократов.

Алиев смещает сразу несколько членов бюро республиканского ЦК, включая председателя Совета Министров Азербайджана и партийного секретаря Баку, столицы республики. В это время, по собственному его признанию, возникает “скрытое сопротивление" крутым полицейским мерам на самом высоком партийном уровне, и, чтобы сразу, одним махом покончить с крамолой, он увольняет президента республики и немедленно расширяет зону партийных чисток до районных и городских зон, где прежде всего снимает с должностей первых секретарей, зачастую вместе со всеми их заместителями и ближайшими сотрудниками. Фактически за полтора года Алиев полностью обновил партийное и государственное руководство республики, заменяя освободившиеся посты “своими людьми", обычно около 50 лет, главным образом — сотрудниками азербайджанского КГБ. Они представляли новое поколение и, что более важно, новый тип руководителей — циничных, честолюбивых. И полностью лояльных Алиеву, а через него — Андропову.

Алиев ввел совершенно новый — открытый стиль правления. Борьбу с коррупцией, сопровождаемую немедленными увольнениями крупных партийных чиновников, а часто и арестами, он вынес на всеобщее республиканское обозрение. К бесконечным чисткам была подключена пресса. Партийно-правительственная газета “Бакинский рабочий" регулярно сообщала о случаях взяточничества, расхищения государственной собственности, о подпольных частных заводах, о кумовстве среди партийного руководства и о соответствующих наказаниях, вплоть до смертной казни, которая вошла в обиход повседневной жизни республики.

Так разоблачалась и выносилась на открытый народный суд “красная буржуазия" Азербайджана. Так получали оправдание — за прошлое и на будущее — крутые полицейские меры по разоблачению и наказанию правонарушителей. Так резко сократилось расстояние между человеком и государством, между тюрьмой и домом, между жизнью и смертью: никто не был застрахован ни большими деньгами, ни высоким постом от разоблачения и наказания.

Алиев ввел и совершенно новый стиль разговора с народом, а также с партийными коллегами. Тон суровой прямоты, правдивости и полной откровенности в обрисовке реальной ситуации. Упор при этом делался на недостатках — на минусах, а не плюсах, как это повелось до Алиева в выступлениях секретарей республиканского ЦК. Он впервые обнародовал, например, скандальный факт: Азербайджан со второй мировой войны ни разу не выполнил пятилетний план. И хотя с последним пятилетним планом (1965–1970) республика вроде бы справилась, однако это случилось потому, что нормы выработки в последний момент были так занижены, что выполнение их вряд ли можно отнести к большим достижениям. Непрсвычно откровенный и прямой разговор руководителя республики с народом. Алиев хотел показать истинное положение вещей, пробудить в народе чувство ответственности и оправдать те суровые акции, к которым он вынужден прибегать для искоренения зла. Подводя итоги результатам выполнения пятилстнего плана по республике, он признал, что только одно промышленное предприятие — из шести крупнейших — работает в пределах своей мощности.

Когда в конце 1982 года Юрий Андропов заговорил на таком же трезвом и требовательном языке со всем советским народом, это произвело очень сильное, ошеломляющее впечатление. Эффект пробуждения от долгого сна и возвращения реальности. Идеи Брежнева умерли еще прежде, чем истлел его прах, — настолько допотопным и неуместным выглядел сам стиль брежневского правления по сравнению с освежающим, но и леденящим стилем бывшего главы КГБ. Точно такой же эффект новизны и современности испытали десятилетием раньше жители Закавказья, когда полицейские генералы заняли посты первых секретарей Азербайджана и Грузии. Однако очень скоро их полицейский режим исчерпал свои эффектные, быстродействующие, но все-таки ограниченные возможности созидания и стал такой же и даже более формальной рутиной, как предыдущие режимы партократов брежневского толка.

Свой полицейский переворот Гейдар Алиев провел в настолько краткие сроки и такими брутальными средствами, настолько вчистую срезал все руководство республики и так прозрачно маскировал борьбу с политическими конкурентами под “борьбу с коррупцией", что даже Андропов, пристально наблюдавший за экспериментом не в меру ретивого и не в меру исполнительного ставленника, обеспокоился. Он был обеспокоен на за Алиева, а за самого себя, ибо Брежнев, заботясь о внешней стабильности империи, относился с подозрением к отрывочно доходящим до него сведениям о крутой расправе с азербайджанским партийным аппаратом. Так встала задача — окончательно убедить Брежнева в успешности полицейского правления в Азербайджане. Андропов, знающий все слабости Генсека, подсказал Алиеву хоть и примитивный, но впечатляющий ход. Совсем недавно уволивший министра внутренних дел за “оптимистическую статистику", Алиев сам вынужден был прибегнуть к методу “приписок", разных комбинаций с отчетностью, одним словом — к оптимистическим цифрам, вместо более близкого его полицейскому мышлению метода “пессимистической статистики". К концу первого года на главной должности в республике он рапортовал в Москве об удивительных достижениях под его руководством. Результаты были слишком хороши, чтобы быть правдивыми. Промышленная продукция поднялась на 10 процентов выше уровня 1969 года — в два раза больше, чем ежегодный прирост при прежнем правлении. Производительность труда удвоилась. План по сельскому хозяйству, которое находилось, по прежним докладам Алиева в плачевном состоянии, наконец выполнен.

Он даже не заботился о правдоподобии радужных цифр, достигнутых за один только год. Ему важно внушить их Брежневу как лучшее доказательство эффективности крутых мер и повсеместных чисток в пораженной коррупцией республике. И Брежнев был польщен: новый азербайджанский секретарь оказался рачительным хозяином республики. Но недоверие и неприязнь к Алиеву лично и к алиевскому полицейскому курсу никогда не покидали Брежнева. Потому так упорно противился он настояниям Андропова ввести энергичного Алиева как ценный республиканский кадр в московское руководство — Политбюро ЦК КПСС. Ему нечего было прямо предъявить претенденту, но он смутно чувствовал в нем угрозу, чуждый стиль, крутое мышление и всячески оттягивал повышение, пока в 1976 году, через семь лет после вступления Алиева на должность партийного босса Азербайджана, под давлением все той же оптимистической статистики не был вынужден