Господин судебный пристав - Александр Чиненков

Наступила тягостная пауза, во время которой Азат и Сибагат Ибрагимович «поедали» друг друга злобными взглядами. Первым нарушил молчание Мавлюдов.

— А ведь ты тогда ночевал в доме сестры и зятя, — едко сказал он. — Пожар случился по странным обстоятельствам. Дом взял и загорелся «сам по себе». Хозяева погибли, а ты вот спасся, да ещё вынес из огня племянницу свою! Как объяснить такое везение?

— Ты обвиняешь меня в поджоге? — спросил Халилов, облизав губы.

— Я никого не обвиняю, а делаю выводы и высказываю своё предположение, «уважаемый» Сибагат Ибрагимович, — сузив глаза, ответил Азат.

— Тогда для чего ты мне всё это говоришь?

— Чтобы ты знал, насколько я осведомлён обо всём.

— Ты собираешься меня прижать этой галиматьёй и шантажировать?

Мавлюдов изобразил изумление и пожал плечами.

— Шантажировать? — переспросил он. — Побойся Аллаха, «уважаемый» Сибагат Ибрагимович. Ты же ни в чём не виновен, так ведь?

Халилов помассировал виски кончиками пальцев и угрюмо ответил:

— Я спас из огня девочку и воспитал её как родную дочь. Вот доказательство моей непричастности к смерти её родителей, сосунок.

— Не забывай, что я служу в судебной канцелярии и имею возможность ознакомиться с делами, списанными в архив, — важно заявил Мавлюдов. — А в твоём деле много тёмных пятен и потрясающе много фактов, к которым следовало бы отнестись посерьёзнее.

— Я тебя не понимаю, — пожал плечами Халилов.

— Не-е-ет, ты всё понимаешь, «уважаемый» Сибагат Ибрагимович, — улыбнулся довольный собой Азат. — Комнаты сестры и её мужа были ближе к выходу, чем комната девочки. Почему ты пробежал мимо их дверей к спальне Мадины и даже не попытался спасти их или разбудить на худой конец?

— Они взрослые и могли сами позаботиться о себе, — угрюмо возразил Халилов. — Я решил в первую очередь спасти их дочь и спас её.

— Свежо предание, да вот только верится с трудом, — заметил с сарказмом Мавлюдов. — Родители девочки, наверное, были уже мертвы? Или ты подпёр их двери чем-то, когда поджигал дом?

Азат посмотрел на старика и ужаснулся. Его вид был страшен. Лицо побледнело, глаза светились огнём, а руки тряслись.

— Ты с ума сошёл, недоносок? — сказал Халилов угрожающе. — Как ты смеешь бросать мне в лицо такие страшные обвинения?

— А я вас не обвиняю, а лишь высказываю свои предположения, — струсив, прошептал Мавлюдов.

— Нет, я не такой дурак, чтобы не понять твоих гнусных намёков и замыслов! — воскликнул возмущённо Сибагат Ибрагимович.

— Ты спас девочку, но не предпринял ничего, чтобы спасти её родителей, — содрогнувшись, залепетал Азат. — Вот я и задался вопросом «почему». Выходит, что следствие не обратило на это внимания, а я обратил.

— И почему? — хрипло поинтересовался Халилов.

— Ты не мог завладеть состоянием умерших без помощи Мадины, — скрепя сердце ответил Мавлюдов. — Если бы сгорела и она, то наследством её родителей завладели бы родственники отца Мадины. А так… Ты додумался сам, или кто-то тебя надоумил, но поступил ты именно так, как надо было поступить. Спасение девочки открыло тебе двери к огромному состоянию её родителей. Став её опекуном, ты автоматически стал распорядителем её огромного капитала.

— Вон! Пошёл вон, подонок! — возмущённо закричал Сибагат Ибрагимович.

Мавлюдов даже бровью не повёл, пропустив его выкрики мимо ушей.

— А это ещё не всё, — сказал он, хмуря брови. — Вообще-то я пришёл просить руки твоей племянницы, а не выяснять отношения с тобой.

— Нет, ты никогда её не получишь, негодяй! — прохрипел, тяжело дыша, Халилов. — Даже без гроша в кармане я не отдам за тебя Мадину. Я лучше убью её собственноручно, так и знай, мерзавец!

— Это мы ещё посмотрим, «уважаемый» Сибагат Ибрагимович, — сказал Азат, вставая. — Я ухожу и даю тебе время подумать. Отдашь за меня Мадину, верну половину вложенных тобою в мою аферу денег. Попробуешь водить меня за нос — подохнешь с голоду под забором. А на девушке я женюсь и без твоего согласия, слышишь?

Халилов ничего не ответил, и Мавлюдов ушёл. Томимый тяжёлыми раздумьями, Сибагат Ибрагимович ещё два часа провёл на террасе. А когда он собрался войти в дом, пришёл Малов.

— Чего тебе, Кузьма? — глянул на него с неприязнью Халилов.

— Да так, поговорить зашёл, — растерянно ответил Кузьма.

— Не до разговоров мне сегодня, хвораю я, — сказал Сибагат Ибрагимович, давая понять гостю, что его приход сегодня неуместен.

— А Мадина? — спросил Кузьма. — Где ваша племянница, Сибагат Ибрагимович? Раз вам не до меня, то разрешите с ней встретиться?

— Чего тебе от неё надо, недотёпа? — крепко выругавшись, поинтересовался Халилов. — Не пара она тебе, уясни это и уходи.

— Чего это сегодня на вас нашло? — опешил Кузьма. — Чего я сказал такого, что рассердило вас, Сибагат Ибрагимович?

— Не морочь девке голову, вот что, — ответил Халилов, тяжело дыша от раздирающего внутренности гнева. — Вдолби лучше в свою бестолковку, которая головой называется, что она никогда не будет твоей женой. Я всё сказал, проваливай со двора по-доброму.

— Раз так, то никуда я не пойду, — сказал Кузьма решительно и присел на табурет. — Я как раз и собирался поговорить с вами по этому поводу.

— Ошибаешься, разговора у нас «по этому поводу» не получится, — усмехнулся Халилов, успокаиваясь. — Моя племянница выйдет только за того, кто исповедует ислам. Это моё решение, и я никогда не изменю его.

— Почему вы мне отказываете, Сибагат Ибрагимович? — поинтересовался Кузьма.

— Зачем ты спрашиваешь о том, что уже знаешь? — ответил Халилов устало.

— Я хочу услышать более веские причины вашего отказа.

Халилов развёл руками:

— Что ж, изволь. Ты не тот человек, который сможет обеспечить привыкшей к роскоши и богатству татарской девушке достойную жизнь.

— Ваше мнение обо мне неправильное, — нахмурился Кузьма. — Я теперь судебный пристав, принял присягу и…

— Не смеши меня, Кузьма! — разозлился Сибагат Ибрагимович. — Ты всё ещё стоишь сейчас передо мной лишь потому, что я хорошо отношусь к твоим родителям. Пойми, твоего жалкого жалования едва будет хватать, чтобы содержать себя, но никак не жену с детишками.

— Жалование пристава невелико, согласен, — выдавил из себя Кузьма. — Но другие ведь живут и семьи содержат.

— Те, кто семьи содержат, взятки берут, — поддел его с усмешкой Халилов. — Или ты тоже так жить собираешься?

— Не знаю, о ком вы говорите, но я честный человек, а не мздоимец, — сказал раздражённо Кузьма, сжимая кулаки. — Для меня честь превыше всего! Я не какой-нибудь проходимец, а слуга закона, судебный пристав!