Алхимия убийства - Кэрол Макклири

Когда я занимаю ближайшее к двери место, женщины с нескрываемым любопытством смотрят на меня. Улыбнувшись, я объясняю им на французском, что я репортер американской газеты и пишу статью о парижской ночной жизни.

— Может быть, кто-то из вас хочет поведать свою историю миру?

Они все одновременно начинают рассказывать — семь проституток, семь историй, и каждая представляет для меня огромный интерес. Я пытаюсь слушать, но мысленно возвращаюсь к убитой женщине. Ничего не могу понять.

Не верю, что она умерла от гриппа. Когда я видела ее сегодня вечером, она казалась совершенно здоровой. Что это за грипп такой, который действует так быстро? И кто тот человек, за кем я гонялась?

Взрыв хохота прерывает мои мысли. Одна из девушек показывает, что потребовал клиент. Я не могу не рассмеяться вместе с ними. Я поражена, что им приходится сносить, тем не менее они от души смеются. Я должна остановить этого безумного убийцу. Если я этого не сделаю, любая из этих женщин может стать следующей жертвой. Одна из проституток что-то говорит, что сразу приковывает мой слух.

— Почему тебя арестовали? — спрашиваю я.

— Какая-то проститутка в черном облила кислотой иностранца. Вот полиция и хватает всех девчонок, кто в черном.

— В самом деле? — Я замечаю, что мы все в черных платьях.

— Нас продержат, пока не явится иностранец и не опознает девушку. Его забрали в больницу, она же обожгла его «Эйфелеву башню».

— Говорят, что она сделала это, потому что он не заплатил ей, — поясняет другая девушка.

О Боже! Узнав, что меня арестовали по ложному обвинению в проституции, мой редактор встанет на дыбы, а американский посол будет барабанить в мою тюремную камеру, но за членовредительство Пулитцер даст сгноить меня за решеткой. А этот «милорд» и его приятели, конечно, опознают меня.

Девушки завели разговор об освобождении под залог. Одна из них объясняет мне:

— У кого есть деньги, могут оставить залог и уйти. А так придется загорать в кутузке. Опоздали, сейчас уже бабок не срубишь. Большинство, конечно, не расстанутся с деньжатами и проведут ночь в камере.

Я прислоняюсь головой к стенке и закрываю глаза. Люссак уж точно не выпустит меня под залог. Как только нас привезут в полицейский участок, он тут же посадит меня под замок.

Фургон громыхает по булыжной мостовой, а я понимаю, что мое рискованное предприятие принимает неожиданный оборот.

Идет игра втемную.

И первый кон я проиграла.

Доктор Дюбуа

Доктор Дюбуа проклинает все на свете, идя с кладбища. Он забыл зонтик в больнице и может не успеть дойти до площади Клиши, где можно прыгнуть в фиакр до того, как моросящий дождь превратится в ливень. Он убыстряет шаг. Он должен встретиться с Перуном и сообщить ему о Нелли Блай, прежде чем это сделает кто-то другой. При мысли о Перуне мизинец на правой руке начал гореть. Полпальца ему отрезал Перун.

Дойдя до площади, он останавливает фиакр.

— На левый берег через мост Сен-Мишель, — говорит он извозчику, садясь в экипаж. Дюбуа знает, что его просьба не удивит извозчика, несмотря на то что он одет по старинке и по его ридикюлю сразу видно, что это врач. Даже для человека его профессии нет ничего необычного приехать на набережную Сены после полуночи, чтобы подхватить работающую там проститутку.

Он откидывается на спинку сиденья и прислушивается к мерному топоту копыт, давая отдых телу и мыслям. Кажется, что уже многие годы прошли с тех пор, как он был глупым молодым кафешным революционером, благовоспитанным студентом, просиживавшим вечер с друзьями, попивая абсент и потягивая трубку за разговорами о том, как они сбросят правительство во имя торжества справедливости для бедных.

Это была пустая болтовня, пока год назад к их столику не подошел Перун и не предложил ему участвовать в борьбе против угнетения. Он счел это за честь, а друзья завидовали ему. В мире политического анархизма личность Перуна была окутана тайной. Его скорее знали понаслышке, чем в лицо, он приобрел репутацию человека дела — того, кто устраивает «кровопускание».

Он никогда не задавался вопросом, почему Перун выбрал его. Ему нравилось думать, что это случилось потому, что не многие врачи интересуются политической анархией и биологической химией, но в глубине души он считал иначе: он тот, кем Перун может повелевать.

Правый мизинец снова ноет. Он крепко сжимает его, но боль не проходит, как и воспоминание о том, при каких обстоятельствах он лишился пальца. Он отказался выполнить первое задание, данное ему Перуном, — убить человека. Для Перуна не имело значения, что этим человеком был друг Дюбуа. Когда он спросил почему, Перун отказался говорить. Потом, когда он сказал Перуну, что не может убить друга, тот избил его до потери сознания.

— Товарищ должен отбросить свои личные чувства, — сказал он Дюбуа после наказания. Затем, дабы Дюбуа имел постоянное напоминание, что он должен беспрекословно подчиняться, Перун отрезал ему полмизинца. Как ни странно, это укрепило его преданность Перуну. Дюбуа даже считает, что ему повезло — он остался жив.

К тому времени как он вышел из фиакра, дождь прекратился. Туман даже гуще, чем на Холме, — сырой, тяжелый покров поверх ночи. В десятке шагов от того места, где он стоит, на высоком металлическом столбе два громадных газовых фонаря излучают слабое свечение. Он находит лестницу, ведущую к набережной, и спускается по поросшим мхом каменным ступеням.

— Мсье…

Дюбуа чуть не оступается от неожиданности.

— Господи!

Из углубления в стене появляется проститутка, он отмахивается от нее.

— Не сегодня.

— Не спеши, дружок. Какого цвета твой флаг?

Он понял. Перун всегда выставляет дозорных на подходе к речной барже. Проститутка — это удачная мысль. Дюбуа не сомневается: она не задумываясь убила бы его, если бы он ответил не так.

— Черный. — Цвет знамени анархистов.

Не сказав ни слова, она отступает, чтобы Дюбуа следовал дальше.

Внешне баржа ничем не отличается от деревянных шаланд, на которых по реке перевозят продукцию фермеров и всякую всячину. На палубе баржи размерами двадцать метров на семь только одна постройка — рулевая рубка. Никому и в голову не придет, что на борту находится лаборатория.

Он поднимается по трапу, пересекает палубу, проходя мимо рядов мокрых рогожных мешков с гниющей картошкой. Слабый огонек от сигареты светится в рулевой рубке. В ней стоит человек с острым ножом, поджидая незваных гостей. У него есть ружье, но оно пригодится, только если полиция попробует сунуться на баржу.

Дюбуа, постучав два раза, поднимает крышку люка. Он надеется, что Перун не изменил условный сигнал, с тех пор как виделся с ним в то утро. Он испытывает гордость, что ему позволено подняться на баржу. Не многие из тех, кто непосредственно работает над проектом, удостаиваются такой чести.