Завтрашний день кошки - Бернард Вербер

Феликс предложил свою помощь, но я понимала, что проку от него не будет никакого, а если он еще и начнет всюду лезть, то и вовсе навредит больше чем кто-либо.

Белый ангорский самец не сводил с меня своих желтых глаз, вся его физиономия выражала полнейшее отупение.

Я разрешила ему остаться при условии, что он не будет ни во что вмешиваться. Он конечно же отец, но не более того.

Животик судорожно сокращался, меня все больше захлестывала боль. Схватки участились. Я знала, что Феликсу было меня жалко, но разве может самец в действительности понять, что в такие минуты ощущает самка?

Потом я почувствовала, как что-то внутри стало смещаться в низ живота.

Я удобнее легла в корзине и спустя мгновение увидела, как из меня показалась мокрая головка с закрытыми глазами. Три мощных толчка и маленькое тельце уже было снаружи.

Ну вот, дело сделано. Я только что родила котенка.

Маленький черный комочек медленно шевелил лапками, но глаз по-прежнему не открывал. Повинуясь инстинкту, я перегрызла пуповину. Вкус специфический, но, в конечном итоге, приятный, поэтому я ее проглотила. Это же надо – поедать собственную плоть! Потом я лизнула вытекавшую из меня жидкость и тоже нашла ее восхитительной.

Склонившись, чтобы облизать котенка, я ощутила новую схватку. Это рвался наружу еще один. Он появился на свет точно так же, как и первый, но оказался совершенно белым.

В целом я произвела на свет шестерых котят.

Одного черного, одного белого, двух белых с черными пятнами, серого и… рыжего.

Глазки у всех были закрыты, их покрывала липкая субстанция, вытекавшая из моего тела. Я всех их по очереди облизала.

Один из них, серый, не двигался. Я инстинктивно знала, что должна была делать (его надо было съесть), но чувствовала, что для этого мне не хватит смелости.

Я оттолкнула его подальше и позволила пятерым остальным расположиться у моих сосков, которые опять зачесались.

Все малыши, не открывая глаз и, вероятно, ориентируясь по запаху, подползли и прильнули ртами к моему животику.

Они жадно сосали из меня молоко. Ощущение было новым и довольно приятным, хотя и немного болезненным (рыжий котенок меня укусил; я его почему-то совсем не чувствовала).

Внутри ощущались пустота, но вместе с тем и облегчение. Меня накрыла волна необычайной нежности.

Мне было хорошо, даже очень хорошо.

Я подумала, что теперь наконец имею детей, и ощутила в груди прилив счастья. После тягостного ожидания и мучений жизнь выбрала меня для продолжения рода.

Феликс подошел и лизнул мой лоб. Должна признаться, что в то мгновение я по достоинству оценила этот его бесценный жест.

– Сделай одолжение, займись серым котенком.

Он поднял маленькое тельце и исчез. А вернувшись, нежно склонился над пятью пушистыми комочками.

– Это наши дети, – взволнованно прошептал он.

Я не посмела сказать ему, что за несколько дней до нашего первого акта любви занималась тем же самым и с другими самцами нашего квартала.

– Они красивы, – добавил он.

Я навострила уши, пытаясь понять, чем занималась Натали, но услышала лишь звуки телевизора. Значит, ее по-прежнему завораживает война.

Если в них жизненная энергия угасала, то я, наоборот, ощутила новый ее прилив.

– Феликс, а что ты сделал с серым котенком?

– Положил у ног Натали. Когда эта черная плита перестанет поглощать все ее внимание, она его увидит и все поймет.

В этот самый момент я действительно услышала крик, очень похожий на тот, что вырвался из груди служанки, когда она увидела преподнесенную мной в подарок мышку. Я услышала, как Натали вскочила и куда-то побежала. Потом увидела, что она взяла совок и пластиковый пакет.

Наконец она соблаговолила проявить ко мне интерес. В ее волнах я не почувствовала ни осуждения, ни упрека. Служанка улыбнулась мне, погладила по головке и несколько раз почесала под подбородком.

Я решила, что она решила меня так поздравить. В самый раз, ведь в этот момент я, как никогда, нуждалась в утешении и поддержке.

Натали опять меня погладила и протянула блюдце молока (наверное, подумала, что, чем больше я буду его пить, тем больше буду вырабатывать своего собственного). Чтобы сделать ей приятное, я принялась лакать.

А потом вспомнила о сером котенке, которого она сунула в пакет. Вполне возможно, что в прошлом рефлекс поедать свое собственное потомство способствовал выживанию изголодавшихся, обессилевших матерей. Но теперь, когда я стала «цивилизованной», это кажется мне каким-то… неуместным. Я даже подумала, что мы, кошки, имеем полное право на посмертную мумификацию и маску, а хоронить нас должны с почестями.

К примеру, служанка ради приличия могла бы сбрить себе брови в знак траура по моему погибшему серому детенышу.

Но пока она скорее занималась тем, что снимала на смартфон моих котят и кому-то звонила, несколько раз повторив мое имя жизнерадостным голосом.

В этот самый момент явился Пифагор.

Должно быть, вошел в дом через отверстие для кошек.

– Браво, – мяукнул он и лизнул мне спинку, приведя в совершеннейший восторг.

– Где ты был?

Понимая, что я хочу побыть с сиамцем наедине, Феликс не стал устраивать сцен и направился к своей миске, чтобы дать нам поговорить о самом сокровенном. Я по достоинству оценила его деликатность.

– Ты исчез, меня без конца терзали беспокойство и страх, что мы с тобой больше никогда не увидимся, – призналась я.

– Моей служанке нужно было провести надо мной ряд сложных опытов. Она отвезла меня в деревенский дом, чтобы поэкспериментировать с техническими средствами, которых здесь у нее нет.

– Опытов?

– Она хотела внести дальнейшие усовершенствования в мой «Третий Глаз».

– Чтобы ты стал еще умнее?

– Чтобы я мог еще лучше понимать их мир. Ведь история набирает обороты, и я должен быть готов в любую минуту в нее вмешаться.

Пифагор вновь напустил на себя загадочный вид, производивший на меня такое впечатление. Я не понимала, о чем он говорил, но считала, что он вовлечен в некий процесс, выходивший за рамки моего понимания.

– Ты давно вернулся?

– Несколько минут назад. И сразу почувствовал, что должен тебя увидеть.

Потом он, в свою очередь, тоже стал облизывать моих котят, даже не спросив у меня разрешения.

Я показала ему на рыжего, самого агрессивного:

– Скорее всего, их отец Феликс. Он белого цвета, я белая с черными пятнами. Как у нас мог получиться такой вот детеныш?

– Законы генетики, – туманно ответил Пифагор.