Единственная для принца. Книга 2 - Анна Агатова

- Да она зверёныш какой-то! Дерётся не по правилам! – нотки детской обиды мелькнули в этом голосе. А Хараевский сделал два быстрых шага из-за круга, ограничивающего поле учебных боёв, и продолжая говорить, провел приём-захват.

- Ты, Зверевский, не понимаешь своего счастья…

Я, уже предполагая, чем всё может закончиться, попыталась увернуться. Увернулась. Только не до конца – мастеру всё же удалось меня захватить. Но его позиция была слаба, и я крутанулась и присела, и из захвата вывернулась.

- Такая редкая возможность поработать с противником, владеющим необычными техниками…

Хараевский сделал неуловимое движение, и я оказалась прижата спиной к его корпусу. Полсекунды на осознание ситуации, в которой я оказалась, были наполнены возмущенным гудением Зверевского:

- Да она против правил дерётся!

А потом меня накрыла ярость, корни которой лежали так глубоко и в таком неприятном месте, куда я обычно старалась не заглядывать. Но сегодня, чтобы справиться с противником опытным, умелым, более сильным и более свежим, я позволила себе заглянуть. Результат был закономерным – противник получил своё.

Я выскочила за круг, тяжело дыша и почти ничего не видя, Хараевский потирал скулу, стоя всё там же, в середине, а Зверевский взвыл, будто прилетело ему, а не мастеру:

- Вот! Вот опять она так!

Хараевский, держась за щёку, очень выразительно прошипел адепту:

- Вот для этого я тебя, выпускника, ставлю в пару с малолетней девчонкой, чтобы ты понюхал как оно в жизни бывает, чтобы не по правилам. – А потом громко и властно уже мне: - Канпе! В круг!

А чтобы у тебя бешеные собаки на могиле порылись! Не хотелось, очень не хотелось, спина горела огнём, но в крови всё ещё бродили вспышки ярости, и я сделала шаг в круг.

Вывалившись с тренировки, я с трудом добрела до закутка, который считался женской раздевалкой. Девиц на боевом было действительно мало, но после тренировок нужно было где-то приводить себя в человеческий вид, и им раздевалку и душевую совместили с чуланчиком для уборочного инвентаря. Там меня привычно встретила Ариша, хлопотливо усадила на шаткий табурет. И пока я сидела без сил, металась в узком пространстве закутка, подогревая воду в высокой и такой же узкой, как сам закуток, бадье – почти ванна, да. Как раздевалась (или мне помогала Ариша? надеюсь, что нет), я уже не помню. Очнулась только когда мышцы стали приятно мягкими и ныли усталостью, а не болью.

Я не любила сидеть в ванне, да и вода остыла, поэтому быстро помылась и схватила простыню, чтобы замотаться до того, как шустрая Ариша ворвется в раздевалку без предупреждения. Она хорошая, моя подруга, и даже не знаю, почему немилосердные боги послали мне такого замечательно человека, но вот её непосредственность заставляла быть осторожной и держать спину прикрытой.

Ариша села на единственный шаткий табурет и смотрела на меня задумчиво и почему-то радостно.

- Что? – спросила я.

- Как же ты ему врезала!.. – и такой у неё был задумчиво-улыбчивый, устремлённый в пространство взгляд, что я смогла преодолеть усталость и спросить:

- Кому? Зверевскому?

Ариша сделала круглые удивлённые глаза:

- Да при чем тут Звересвкий? – а потом счастливо вздохнула и с придыханием протянула: - Хараевскому.

- А я ему врезала? – попыталась вытащить из памяти такой эпизод, но что-то не могла припомнить. Влажную простыню я свернула и впихнула в котомку.

- Да, - какая-то ласковая улыбка и опять задумчивость во взгляде. – Когда он выгнал этого бестолкового и схватился с тобой! Он, наверное, даже в Зелёное крыло пойдёт, к лекарям. Во-о-от такой синячина под глазом!    

И Ариша в полном восторге растопырила пятерню у своего лица. По всему выходило, что «синячина» у Хараевского не под глазом, а как минимум на пол-лица.

- Ах, как жаль, что у меня нет лекарского дара! – продолжила всё так же томно подруга. – Только ради того, чтобы потрогать его, излечивая, я была бы готова пойти туда учиться.

Да, жертва была велика. В Академии лекари учились дольше других на год, а иногда и на два. В зависимости от количества излеченных во время практики больных: если адепт лечил много и хорошо, то быстрее получал заветный диплом.

- Ариша, пойдём уже, - я пыталась запихнуть тренировочную одежду у ту же небольшую котомку.

- Хорошо, - наконец взгляд подруги стал осмысленным, и она мне улыбнулась. – Давай ты тут заканчивай, а я как раз с ребятами поболтаю.

Подруга как-то удивительно хорошо вписалась в группу боевиков, наблюдавших за тренировочными поединками. Была такая не то что возможность, а даже обязанность у некоторых адептов боевого факультета – смотреть тренировочные бои, если они проходили с участием Хараевского.

Он потом обсуждал с ними тактику и стратегию по всем этим поединкам, объяснял, что было сделано хорошо, как и почему, что можно было сделать лучше, а что - очень удачно, что стоит запомнить, принять к сведению и ввести в навык.

Все подобные тренировки записывались фиксирующими кристаллами и, конечно, можно было их просмотреть потом, но декан настаивал, чтобы адепты сначала наблюдали бой живьём, как он выражался, а потом уже пользовался мерцающими проекциями при разборе и анализе всех деталей.

Поэтому в зале был предусмотрен небольшой балкончик вдоль узкой стены, где обычно пребывали зрители. Единственным требованием к ним было соблюдение абсолютной тишины.

И именно на этот балкончик и сумела пробраться Ариша, перезнакомившись с ребятами-боевиками. Они не возражали, а правило абсолютной тишины очень хорошо скрывало посещения подругой моих тренировок. Да, на всех, абсолютно на каждой моей тренировке, присутствовал декан, который порой переходил даже все грани разумного, оставляя других адептов без своего внимания, зато меня сверх меры этим своим вниманием оделяя.

И гонял он так, что можно было подумать, что я воплотила всё зло этого мира, а декан – последняя надежда на спасение от зла.

Я иногда радовалась, что боевики в основном парни, и не страдают излишней ревностью, а иногда готова была плакать, как сегодня, например, когда никто не пытался отвлечь от меня внимание декана. И я после таких тренировок добиралась в раздевалку, как сегодня, на инстинктах, без участия воли и разума. Наверное, на тех, что ведет умирающее животное в самый уединенный уголок леса.

Я уже вышла из закутка, оптимистично названного раздевалкой, в коридор, когда меня догнала Ариша и радостно доложила, ухватив под руку:

- Он действительно ходил в Зеленое крыло! – взволнованно и счастливо сверкала она глазами.

- Ну и что? – не поняла я её радости.

- А то! – продолжала искриться радостью подруга. – Парни говорят, что это чуть ли не единственный случай, когда декан пошел лечить свои ссадины после боя с адептом!