Особое чувство собственного ирландства - Пат Инголдзби

Я порадовался, что на ней была шуба. Маленькая косматая гусеница извивалась своей дорогой через тротуар на Вернон-авеню, вечер стоял люто холодный. Гусеница направлялась к садовой стене.

«Секундочку, малютка, — сказал я. — Ты куда это направляешься? Ты туда без веревок и горных ботинок не взберешься».

Гусеничка не остановилась, чтобы ответить мне, какое там. Они на нашем языке не разговаривают, и, насколько мне известно, толком им и не владеют. Возможно, гусеницы способны на какие-то свои тихие звуки, но чтобы уловить их беседы, понадобится ультразвуковой слух.

Я ее подобрал, и она свернулась в шарик у меня на ладони. «Для тебя же стараюсь, — объяснил я ей. — Если оставлю тебя на тротуаре, кто-нибудь пройдет мимо в сапожищах да и раздавит тебя всмятку о бетон, и куда деваться тогда?»

Вопрос риторический. Такие гусеницам задавать в самый раз.

«Прошу тебя, не беспокойся: через пару секунд почувствуешь, что летишь. Я собираюсь перебросить тебя через садовую стенку, а поскольку благ Бог, ты скорее всего приземлишься среди роскошных капустных кочанов». Тельце гусеницы слегка дернулось, что я расценил как ответ: «Давай, Пат! Полечу куда хочу».

Я внятно произвел обратный отсчет, чтобы она знала, когда собраться с духом. «5… 4… 3… 2… 1… Поехали!» И гусеница полетела.

Уже катя в автобусе, я засомневался в этом полете. Может, малютка была совершенно довольна тем, куда направлялась сама. Может, кто-то из ее подружек сказал ей: «Смотри. Повернешь налево у той высокой стены на Вернон-авеню, и я тебя буду ждать у первых же зеленых ворот».

Может, она собиралась на свое первое свидание с гусеницем своей мечты. Перебиралась себе через Вернон-авеню, напевала счастливую любовную мелодию, а тут какой-то благонамеренный человек подбирает ее и закидывает за стенку.

Я почти уверен, что, когда она приземлилась на той стороне, сотрясения мозга у нее не возникло, потому что шуба на ней на ощупь показалась мне плотной и прыгучей. Но на обратном пути я все же заглянул в сад и хорошенько огляделся, чтоб уж наверняка. Вот честно, я думал, все гусеницы уже крепко спят или уехали автостопом зимовать в Африку.

Такого мне еще ни разу не дарили. Подруга приехала из Шотландии и привезла здоровенную коробку ирисок с Нагорья. В коробке имелся и металлический молоточек. Такими же молоточками нас призывают бить окна в автобусе, если в спешке никаким другим путем не выбраться.

Я вскрыл упаковку и стукнул молоточком по ириске. Здорово так тяпнул. Произошел зрелищный взрыв, и куски ириски разлетелись во все стороны. Осколки попали в камин, под стол, а один плоский угодил в потолок, да там и остался.

Мы съели все куски, какие удалось отыскать. Затем отодрали прилипшее к ботинкам, но есть это не стали. Плоский осколок висел на потолке три дня, пока не хлопнула от ветра входная дверь. Тут-то осколок и отпал. Моя подруга его доела.

Две недели назад Джоан вернулась в Шотландию. Ее подарок по-прежнему со мной. Один здоровенный кусок прижился у Кыша на хвосте. Кыш этому не очень обрадовался. Никакой уважающий себя кот не пожелает носить здоровенный кусок «Патоки миссис Мактэвиш» ни на какой виляющей части своего организма. Один выход из этой ситуации — налить в таз теплой мыльной воды и поболтать в нем Кышевым хвостом пару часиков. Но дверь, если кто-то позвонит в нее, не открыть никак, одновременно удерживая при этом мыльного кота. «Кхм, здрасьте… я тут отмачиваю ириску от хвоста Кыша». Людей упекали и за куда меньшее.

Другой вариант — отъесть его самому. «Постой смирно, Кыш, и не пугайся, когда увидишь, что я жую твой хвост. Верь слову, это ради твоего же блага». Но это, наверное, займет очень много времени, поэтому придется сменить сообщение на автоответчике: «Привет, я сейчас не могу подойти к телефону, потому что жую Кышу хвост». После того люди, вероятно, никогда больше не перезвонят.

Когда я подобрался к Кышу с ножницами, он удрал наверх и спрятался в гладильной. И, честное слово, немудрено. «Кыш, клянусь, я не собираюсь отрезать тебе хвост. Ты меня знаешь. Просто хочу отстричь эту вот фигню миссис Мактэвиш, пока ты не прилип к стенке в саду или еще к чему-нибудь».

Один очень любезный друг подержал Кыша и нежно беседовал с ним, пока я стриг ему низы. «Не волнуйся, Кыш, у тебя в жизни могли быть куда более радикальные операции, уж поверь мне».

Это его угомонило на некоторое время. У кошаков в жизни бывает всякое куда хуже, чем ириска на хвосте.

10:00. Пришло время постоять за себя. Собаки всегда наводили на меня ужас. Хоть большие, хоть маленькие — разницы никакой. Я убежден, что они собираются либо искусать меня, либо съесть, либо и то, и другое. Возможно, у моего недуга есть научное название — «псинофобия», например. Маленькая брехливая собачка выскочила из чьей-то калитки на Вернон-авеню и оскорбила меня угрозами и запугиваниями. Что-то во мне звало: «Уноси ноги». Но что-то другое приговаривало: «Не отступай. Нельзя же всю жизнь вот так бегать». Очень медленно я опустился на тротуаре на четвереньки. Закатил глаза и ответил глубоким гортанным рыком и тремя первобытными лаями. Животное бросилось наутек и, насколько мне известно, все еще бежит опрометью. Возможно, ему даже потребуются услуги собачьего психиатра, но это не моя печаль. Не я первый начал.

11:30. Прибираясь в доме, наткнулся на избирательную листовку. Местный политик. Взгляд у меня застрял на одной фразе, поскольку написали ее курсивом, чтобы выделить. «Ваши беды — мои беды». Вот прямо так и говорит. А еще он очень любезно предоставил мне свой домашний адрес. Со следующего месяца предлагаю переправлять ему все мои телефонные и электрические квитанции, а также счета по закладной. Я целиком и полностью намерен поймать его на слове. Еще у меня беда с тем, что мне пятьдесят, но тут уж он вряд ли сможет посодействовать.

12:30. В одном современном дублинском универмаге пытаюсь найти кого-нибудь, кто бы мне помог. Милый магазин, просторище, огни, красочные витрины, но продавца-консультанта нигде не видать. Куда они запропастились? Время от времени появляется на долю секунды девушка в синем комбинезоне, но не успеваешь попасться ей на глаза, как она исчезает. У них, что ли, выделены официальные места для пряток среди персонала или, может, люк в полу?

12:40. Смотрю на девушку в синем комбинезоне, которая меня пока не видит, крадусь мимо джинсов, в обход рубашек-поло, резких движений не делаю… Как ей это удается? Секунду назад она стояла у кассы целиком на виду и вдруг… НЕТУ! Может, управляющий стажерами телепортирует их через потолок.

12:50. Наконец-то. Элегантно одетый молодой человек в черном костюме стоит рядом с жилетами. Не пытается спрятаться, я подхожу и спрашиваю: «Простите, пожалуйста, есть ли у вас купальные трусы?» Молодой человек ответил, что дома у него есть симпатичные красные, но почему мне это интересно? Желаю ли я одолжить их? «Я здесь не работаю», — сказал он уязвленным и обиженным тоном. Думаю, при входе в любой магазин людям должны выдавать нагрудный знак «Я здесь не работаю», потому что когда вот такое случается, это ж до смерти неудобно. «Покраснел» — вообще не то слово.