Мистер Эндерби. Взгляд изнутри - Энтони Берджесс

Минуту спустя объявился почтальон с купонами для квартиры наверху, для Эндерби – ничего.

– Так не пойдет, – критично сказал он. – Давайте я попробую.

Он тяжело подышал на замок, щупая и ковыряясь.

– Уже поддается, – пропыхтел он. – Полсекунды.

Замок открылся, Эндерби повернул ручку, и дверь распахнулась.

– Очень обязан вам обоим, джентльмены, – сказал он.

Ему не улыбалась перспектива идти к миссис Мельдрам. Отдав им последние монетки, он вошел к себе.

О, какое облегчение вернуться! Сдернув пальто, Эндерби повесил его за левое плечо на крючок в крошечной прихожей. С чуть большим тщанием он снял одолженный у Арри костюм и аккуратно свернул его в шар. Этот шар он до времени положил на незастеленную кровать, а сам натянул водолазку. Теперь он был одет для работы. Шлепая голыми пятками, Эндерби направился в гостиную, а там сразу уловил перемену. На столе лежало письмо без штемпеля, а с самого стола были убраны грязные тарелки со вчерашнего утра. Ногой включив обогреватель, Эндерби сел – с обеспокоенно нахмуренным челом – читать. Письмо было от миссис Мельдрам.

Дорогой мистер Э.

Простите, что осмотрелась в ваше отсутствие, но ведь, в конце концов, это мое право домохозяйки. Просто позор, во что вы превратили квартиру, тут двух мнений быть не может, учитывая, что ванна полна стихов, а это никогда не входило в намерения тех, кто ванны производит и устанавливает. И ковры тоже не выбиты, я постыдилась бы показывать квартиру новым жильцам. Так вот, слово мое верно, и со следующего месяца плата повышается, и вам еще повезло, что вы так долго и так дешево ее снимали, учитывая, как цены повсюду растут. Если вам не нравится, вы знаете, что делать, у меня есть другие, кто будет содержать квартиру в должном порядке и жаждет въехать в следующем месяце. Вам нужно, чтобы кто-то за вами приглядывал, положитесь на мое слово, и противоестественно для мужчины ваших лет и образования, которое, как вы говорите, у вас есть, жить одному и чтобы за домом некому было присмотреть. Говоря напрямик и не замалчивая того, что следует сказать вслух, вам надо жениться, пока вы не впали в полное запустение, и таково истинное мнение многих, с кем я говорила.

С увжением

У. Мельдрам (миссис).

Вот оно как… Эндерби горько почесал коленку. Этого они хотят, да? Да еще с орфографическими ошибками? Чтобы за Эндерби присматривали, чтобы тарелки мыли как следует, чтобы постель регулярно стелили, чтобы ванная превратилась в чистенькую мечту с серо-зеленой занавеской для душа, щетками для спины и ногтей (нейлоновая щетина и пластмассовые ручки рыбкой), а наполненная ванна ждет розового купальщика, который выводил бы в облаках пара рулады. И для муженька Эндерби – кабинет, чтобы писать там свою драгоценную поэзию. Ну уж нет. В голове у него загомонили птицы: призывы голубей и птичий гомон, а еще – кряк уток: сделай, дерзновенный, свой священный…

– Это мой выбор, – твердо сказал вслух Эндерби, направляясь на кухню приготовить завтрак (эта мерзавка миссис Мельдрам помыла его тарелки!) и заварить мачехин чай. Он останется верен той архетипичной мерзавке, второй жене отца. Она превратила его жизнь в ад; никакой больше женщине он такой привилегии не предоставит.

И все-таки… И все-таки…

Эндерби позавтракал черствым хлебом с клубничным джемом и чаем, а после ушел к себе в «кабинет». Его бумаг рука миссис Мельдрам не коснулась; его стол со специально укороченными ножками ждал у поэтического трона. «Ласковое чудовище» тихонько взрыкивало. Сборник из пятидесяти стихотворений, запланированный на осень, был почти завершен. Первым делом следовало расправиться с продолжением цикла любовной лирики – со «Вторым посланием к Тельме от Арри». Эндерби чувствовал себя виноватым за состояние костюма Арри. Неведомо откуда на коленях собралась грязь, лацканы почему-то все в жирных пятнах, острая стрелка на брюках с невероятной быстротой затупилась. Арри надо умилостивить чем-нибудь по-настоящему хорошим. Он уже жаловался на содержание подношений от Эндерби: слишком много кухонных сравнений, а воззвания к жестокому сердцу красавицы напротив слишком замаскированы. Арри клялся, что она прочла стихи вслух продавцам автомобилей, и те над ними поржали. Надо написать в лоб и по существу, не вульгарно, но откровенно и дать понять, чем Арри желает с ней заняться, надо написать что-то такое, что она будет держать под подушкой и краснеть, когда достанет письмо, пахнущее ее запахами. Усевшись на свой поэтический трон, Эндерби решил, что в запасе, пожалуй, есть кое-что подходящее. Порывшись в ванне, он нашел кое-какие свои ранние стихи. Одно стихотворение он написал в семнадцать лет. Называлось оно «Музыка сфер».

Вот я поднял мою свирель

И, будет всем известно,

Сейчас душой исторгну трель

Напева сфер небесных.

Ни Перселл, черт бы драл его,

Ни Арн, уж если честно,

Не стоят ноты моего

Напева сфер небесных.

Мне чужд гордыни едкий дым, —

Движенье звезд окрестных

Не изменилось в такт с моим

Напевом сфер небесных.

Рожден далеко от земли,

В пространствах неизвестных, —

Мой друг, порадуешься ли

Напеву сфер небесных?

Отринь девичий робкий страх,

Напев любви мой слыша.

Узри – любовь в земных цветах,

Весна любовью дышит!

Так в голос вслушайся земной

И под мою свирель запой!

Стихотворение определенно обращалось к девственнице, что в случае Тельмы было явной нелепицей. А образы сфер? И не покажутся ли они слишком грубыми барменше, надо полагать, респектабельного воспитания? Грязные шутки в баре это одно, но грязная литература, даже самый малый намек на нее, совсем другое. Под этим готов был расписаться все еще болевший живот.

Семнадцать лет. Дата написания стояла в нижнем углу рукописи. Кому он тогда писал? Он глубоко задумался, почесываясь. Никому, мрачно решил он. Но разве в том романтическом возрасте он не мечтал о воздушном создании, которое – по причине бесконечной утонченности и сладко-майского запаха – не оскорбилось бы от таких слишком уж очевидных символов домогательства? Он мысленно нарисовал образ девушки, как мистик рисует образ бога, исходя из того, чем она не является, а именно его мачехой; затем из долгих размышлений о негативных атрибутах возник и сам позитивный образ. И тогда она пришла к нему в мечтах: стройная и смеющаяся, но, главное, чистая. И ни в коем случае не вдова: он отказывался позволить этому второму изданию юношеского образа принять черты и аромат миссис Бейнбридж.

Вздохнув, он начал – очень решительно и отстраненно, в порядке чисто поэтического упражнения – писать очень эротическое стихотворение «От Арри Тельме», полное грудей, ляжек и тоски с придыханием. Закончив, он отложил его остывать, а после вернулся к построению лабиринта, дома для Ласкового чудовища.