Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро - Алексей Зотов

* * *

При Нови Моро снова пришлось пожертвовать своей репутацией. «Наши несчастья вновь назначили меня главнокомандующим», — так говорил он о себе сам, и так говорили о нем его солдаты. Он сдерживал Суворова столько, сколько мог. Выведя из строя 8000 солдат «старого скифа», Моро отвел армию в полном порядке на безопасный рубеж Генуи. В отчете Директории, опубликованном в «Мониторе» № 6 от 6 вандемьера VIII года (28 сентября 1799 г.), Моро пишет: «Мне представляется важным, чтобы республика знала правду об этом несчастном событии, но которое делает честь мужеству и храбрости Итальянской армии… В тот момент я узнал о гибели бесстрашного генерала Жубера, и, хотя я не имел никакой должности в этой армии, все стали обращаться ко мне за приказаниями. Я полагал, что судьба армии требует, чтобы я взял на себя командование». Потери австрийцев убитыми, ранеными, пленными были значительны и составили 205 офицеров и 5845 солдат. «Потери русских еще не были опубликованы в Вене, — писал Шатонеф, — но имея в виду, что они трижды атаковали центр французской боевой линии и трижды их атаки были отбиты, то не будет преувеличением сказать, что их потери вдвое превышают австрийские. После этой кампании вся Франция и, что особенно славно, зарубежные нации стали называть Моро французским Фабием».

* * *

Сийес, давно планировавший государственный переворот и делавший ставку на Жубера, понял, что его планы рушатся. Тем не менее экс-аббат упорствовал, срочно пытаясь найти замену Жуберу на роль организатора переворотов в пользу революционеров, пристроившихся к власти и надеявшихся окончательно укрепить ее за собой. Моро, посланный командовать войсками на Рейн, должен был по пути проехать через Париж; это был удобный случай прозондировать его настроение и развеять сомнения. Если он уклонится, его, вероятно, можно будет заменить Макдональдом (впоследствии женившимся на вдове Жубера), или Бернонвилем. Вообще генералов был большой выбор. Все они обладали военными талантами, но в политике быстро терялись, начинали колебаться, робеть, не решались взять на себя инициативу. Сийес минутами просто впадал в отчаяние: «Где та сила, что осуществит мои планы?» — восклицал он.

Внешняя опасность надвигалась все грозней, чреватая всеми другими. Правительство понимало, что как только австрийцы перейдут через Альпы и вторгнутся во Францию, в стране начнется гражданская война. Власть погибнет, раздавленная между анархистами и роялистами, если только Суворов не подоспеет вовремя, чтобы примирить всех революционеров, повесив их рядышком. Среди этой жестокой неурядицы умы инстинктивно обращались к отсутствующему герою, к великому покровителю, и вглядывались вдаль, ища его на горизонте. Призывали меч, уже поднятый однажды на защиту революции и Франции. «Нам недостает Бонапарта», — писала газета «Le Surveillant» от 12 фрюктидора VI года. Порой распространялись слухи о его возвращении; газетчики выкрикивали эту новость на улицах, и весь Париж приходил в волнение (см. донесение Генерального штаба от 5—6 термидора VI года о ложной высадке генерала Бонапарта в Генуе: «Archives Rationales», A.F. t. Ill, p. 168). Ho разочарование не заставляло себя ждать, и снова росло недовольство правительством, которое отправило его в почетное изгнание в Египет. Но где он сейчас? Вязнет в песках Сирии или стоит под Сен-Жан-д'Акром, прижатый к стене турецким пашой? Иные уверяли, что Бонапарт ранен, что пришлось сделать ампутацию. За четыре месяца ему не удалось переслать во Францию ни одного бюллетеня — хотя бы весточку, письмо, два-три слова! Сведения о нем черпались из корреспонденции частных лиц и английских газет, и то редкие и тревожные.

Тем временем положение на границах Франции становилось угрожающим. Речь шла о потере Швейцарии. Тридцать тысяч русских под командованием Римского-Корсакова, двадцать пять тысяч австрийцев под начальством Готце и Елачича стремились блокировать Массену между Цюрихом и Люцерном. Суворов же, наступавший от Милана к северу с двадцатью четырьмя тысячами человек, должен был обойти французскую армию через Альпы и атаковать ее с тыла. Если бы ему удалось поставить Массену между двух огней, разбить его и соединиться с Римским-Корсаковым и Готцем, ничто уже не остановило бы его победоносного шествия: вступив в Люцерн, «старый скиф» на другой день был бы в Базеле, на третий — на пороге Эльзаса и через Бельфор проник бы во Франшконте, где роялистская партия была многочисленна, хорошо организована и нетерпеливо ждала его. Пограничные департаменты Франции чувствовали опасность. «Суворов и русские, особенно казаки, — писал Альберт Вандаль, — страшно действовали на народное воображение; их представляли себе гигантами-варварами, непобедимыми, неотразимыми, великим резервом юга, обрушившимся на Францию». Несмотря на грозную опасность, нигде не замечалось общего движения, ни следа того душевного подъема, который в 1792 и 1793 годах сделал Францию, восставшую на иноземца, великой и грозной. А между тем в душе французского народа таился глубокий запас жизненных сил, сокровища скрытой энергии; но эти силы дремали, не направляемые, не управляемые, под гнетом унижающего, опозоренного режима. «Классы, некогда богатые или зажиточные, — писал Альберт Вандаль, — страдая под этим ненавистным гнетом, ждали иноземца, быть может, призывали его; в Марселе женщины ввели в моду уборы а ля Суворов, ленты и шляпки а ля Шарлот, в честь эрцгерцога Карла; в Совете пятисот один оратор с трибуны обличал марсельцев, которые обучались русскому языку, чтобы удобнее беседовать со своими избавителями». Париж отвык от вестей о победах.

Но постепенно Фортуна поворачивается лицом к Франции. 1 вандемьера столица была обрадована блестящим военным подвигом: в Голландии Брюн, атакованный англо-русскими войсками близ Бергена, дал им яростный отпор и заставил отступить с большим уроном. Успех этот, однако, не был решительным. Армия герцога Йоркского, хотя и сильно потрепанная, держалась стойко, прикрытая своими редутами и плотинами; и победоносному Брюну предстояло через несколько дней отступить, эвакуировав Алькмаар, и отвести свои войска на другую позицию, поближе к Амстердаму.

Кстати, в этой бесславной для русского оружия голландской экспедиции сражались 17 000 солдат Павла I, две трети из которых провели зиму 1799/1800 гг. на британских островах Джерси и Гернси, расположенных в проливе Ламанш. Британская газета «The Mirror of The Times», хорошо осведомленная о положении дел в Нидерландах, информировала своих читателей 6 октября 1799 г., ссылаясь на 5-ю статью соглашения между Англией и Россией: «…в случае возникновения непредвиденных обстоятельств, в результате которых Его величество король Великобритании будет вынужден прекратить войну,…стороны договариваются, что при неуспехе экспедиции в Голландии 17 000 русских солдат будут зимовать в Англии. Это положение, однако, не обязывает нас принимать упомянутых иностранцев именно в Англии, поскольку они, скорее всего, будут отправлены на острова Джерси и Гернси, если вдруг злая судьба прибьет их к нашим берегам… Имеется еще одно небезынтересное обстоятельство, о котором следует упомянуть. Англо-русское соглашение обязывает российского императора предоставить 17 000 солдат для экспедиции в Голландию. Однако оно не обязывает его поддерживать первоначальную численность. Сейчас, когда в результате неудачной кампании, личный состав его войска уменьшился до 12 000 чел., российский император не в состоянии отложить (чтобы потом вернуть Англии. — А. З.) примерно треть от 40 000 фунтов ежемесячно перечисляемых Петербургу на содержание первоначальной численности корпуса. Кроме того, в приложении к соглашению имеется отдельная статья, обязывающая императора всероссийского предоставить корабли для транспортировки наемных войск».