Ловец мелкого жемчуга - Анна Берсенева

– А по рюмочным я ходила со старшими товарищами, – объяснила Марфа. – У нас же вечно дома всякие творческие личности вертелись, ну, я и сопровождала их в нелегком пути по злачным местам родного города. По рюмочным и пивным главным образом. Знаешь, как это называлось? – засмеялась она. – Выпивать с пересадками. А беседовали они исключительно на вечные темы и решали вечные вопросы. Вот это и изменилось. Рюмочные закрылись за нерентабельностью, вечные вопросы стали неактуальными.

– Почему? – спросил Георгий.

– Потому что с ними все в общем-то понятно, – объяснила Марфа. – Вечные вопросы решены без нас. А вот как нам зарабатывать деньги – это вопрос неисчерпаемый, и без нас его никто не решит.

– Нам – это кому? – с пьяной настойчивостью не отставал Георгий.

– Ну, будем самонадеянно считать, что нам – это творческим личностям.

– И мне?

– Тебе в самой большой степени. Или ты этого еще не понял?

– Насчет денег-то я понял… – проговорил Георгий и залпом выпил водку, оставшуюся в стакане. – Я, знаешь, неплохую подработку нашел.

Выслушав про расклеивание объявлений, Марфа только плечами пожала.

– Я не это имела в виду, – сказала она. – Все студенты где-нибудь подрабатывают, ничего в этом нет особенного. Я имела в виду, что ты как в высшей степени творческий человек – а об этом можно догадаться по твоим фотографиям и съемкам, а также по сумбурным мыслям, которые ты мне время от времени излагаешь, – так вот, ты вынужден будешь сделать выбор между творчеством и деньгами, и никуда тебе от этого не деться.

Из всей ее длинной фразы Георгий понял только, что она считает его в высшей степени творческим человеком, и это наполнило его такой гордостью и одновременно смущением, что он налил себе почти полный стакан и быстро выпил, не закусывая.

– Не знаю я – ну, насчет творчества и денег, – сказал он, чувствуя, что язык понемногу начинает заплетаться. – Мне пока ни того ни другого никто не предлагал.

– Рано еще, – усмехнулась Марфа. – Молодой ты еще, кто и за что тебе все это предлагать будет? «Мальчонка, да парень молодой-молодой, в красной рубашоночке – хорошенький такой…» – вдруг пропела она, тоненько и точно, как будто на уроке сольфеджио.

– Музыкой занималась? – улыбнулся Георгий. – Конечно, занималась, тебя же правильно воспитывали.

– А тебя очень угнетает правильность моего воспитания? – прищурилась Марфа. – Слушай, Гера, – вдруг заметила она, – да ты же уже совсем пьяный! Глаза мутные…

Георгий и в самом деле опьянел мгновенно – то ли от последнего полного стакана, то ли от ее слов о том, что он творческий человек.

– Н-не-ет, н-ничего… – пробормотал он. – Я в норме, давай еще посидим… Еще водка есть…

– Давай, – пожала плечами Марфа. – Тем более, такая святая причина: водка есть!

– Знаешь, я хотел тебе рассказать… – Георгий чувствовал, что хмель заливает его совсем, что язык у него развязывается – просто физически развязывается и становится как вялая веревка. – Я все время думаю последнее время… Мне покоя не дает, и я хотел тебе сказать…

– Что тебе покоя не дает?

Георгию показалось, что в голосе Марфы, доносящемся до него словно издалека, промелькнула то ли робость, то ли тревога. Но он уже не мог вслушиваться в оттенки ее голоса.

– Знаешь, я думаю про одну книгу… То есть про фильм… В смысле, это, конечно, книга, но, когда я ее читаю, мне кажется, что я мог бы снять по ней фильм. Я просто каждый кадр вижу.

– А-а… – протянула Марфа. – Фильм по книге… Да, интересно.

– Понимаешь, – не слыша легкого разочарования в ее голосе, продолжал Георгий, – в ней очень много страсти. Не в смысле, что любви, хотя и любовь тоже есть, – а вот именно страсти. Она вся из страсти состоит, мне кажется, в ней каждая страница звенит.

– Это ты весь из страсти состоишь, – улыбнулась Марфа. – Ты сам весь звенишь, Герочка, а не книга. Или горишь, как голова твоя рыжая. Я все время это чувствую в тебе, но… Гера, ты все-таки пьяный! – В ее голосе прозвучало беспокойство. – Как ты до дому доберешься?

Марфино лицо плыло и кружилось у него перед глазами, ему хотелось говорить и говорить ей что-то – о книге про Папийона, о своем одиночестве, о растерянности своей и непонимании, что же ему делать дальше… Но, кажется, Марфа больше не была настроена его слушать.

– Знаешь что, – решительно сказала она, – в таком виде тебя отпустить может только бесчувственный изверг. Тебя отловит первый же мент, и это будет еще наилучший вариант. Поэтому ты пойдешь ко мне.

– К-куда? – тупо выговорил Георгий. – Куда – к тебе?

– Домой ко мне, – объяснила Марфа. – Я живу в соседнем переулке, или ты забыл?

– Как-ком переулке?

Он вообще не понимал, о чем она говорит. Предлагает куда-то с ней пойти? Нет, только не сегодня, он уже и правда что-то… Добраться бы до общаги, куда еще идти!

– В другой раз, ладно? – пробормотал Георгий. – В другой раз пойдем еще куда-нибудь, не сегодня, ладно?..

– Гера, да соберись же хоть немного! – рассердилась она. – Я тебя что, в театр приглашаю? Немедленно в койку!

– В койку? – удивленно повторил он. – С кем – в койку?

– Ну, не со мной же, – пожала плечами Марфа. – Как я успела понять, в этом качестве я тебя не интересую. Пойдем, пойдем! Только двигайся, пожалуйста, сам. Не на руках же тебя тащить, Гулливера такого! Смутно догадываясь, что сейчас он все равно ничего не поймет, Георгий послушно поднялся, схватился обеими руками за край столика, чуть не опрокинул его, уронил бутылку с остатками водки.

– Брось, Гера, брось! – Марфа отняла бутылку, которую он безуспешно пытался поставить на место. – Все равно уже пролилась, пойдем.

От колючего морозного воздуха голова закружилась еще больше. Георгий стоял пошатываясь, хватая воздух пальцами, словно пытаясь уцепиться за него. Марфино лицо в ореоле пушистого меха – откуда мех? Ага, это же капюшон ее шубки, они же уже на улице! – было совсем рядом. Кажется, она улыбалась, и тоненькая прядка темных волос дрожала на ее щеке от улыбки.

– Когда ж я успел так нажраться? – пробормотал Георгий. – Ты прости…

– Долго ли умеючи! – засмеялась Марфа. – Вернее, не умеючи. Да-а, Герочка, твоя страстность не слишком удобна для жизни! Представляю, что было бы, если бы ты влюбился.

– В кого? – пробормотал Георгий.

Он схватился за Марфино плечо, но, почувствовав, что она от этого пошатнулась, тут же отпустил его.

– Да хоть в меня. Думаю, это было бы чересчур… Ладно, пойдем, а то ты сейчас под стеночкой уляжешься. И застегнись хотя бы, простудишься ведь!

Как они шли по Сивцеву Вражку, который показался Георгию просто бесконечным, в какие переулки сворачивали, как вошли в подъезд – всего этого он почти не помнил. Открылась дверь квартиры, мелькнул свет где-то в конце длинного коридора – и Георгию показалось, что он заснул мгновенно, в эту же самую минуту, и прямо на пороге.