Тихий омут - Найджел Маккрери

Когда у меня будет информация, дам вам знать, а пока, если соберетесь мне написать, пожалуйста, пишите на указанный выше адрес.

В каждое письмо Дэйзи добавила имен, некоторых личных деталей и вопросов, которые почерпнула из писем, с тем чтобы придать им более или менее персонифицированный характер. Шапку у писем она оставила пустой. Когда устроится где-нибудь здесь, то можно будет вписать адрес. Или, если захочется обеспечить себе безопасность, можно будет воспользоваться почтовым ящиком.

Дэйзи вновь перечитала письма. Она не была уверена, что письма не формальность. Дэйзи была довольно демократична в общении, но в ее немногих бумагах прослеживался острый ум и отработанный стиль письма. Осматривая дом и видя книги, выбранные Дэйзи, новая Дэйзи переменила мнение об этой женщине. Дэйзи, посчитала она, слегка провела ее.

После обеда она занесла письма к себе в комнату и прошла в холл, намереваясь прогуляться по городу. С тех пор как она приехала, солнце опустилось, и индиговое закатное небо, исполнив роль задника сцены в драме моря, теперь выступало в виде черного занавеса, на фоне которого были выставлены сияющие шишки фонарей на площади. Между тем бар был справа от нее, и она решила, что заслуживает стаканчика чего-нибудь, прежде чем отправиться в город. День прошел сносно, ничего не упущено.

Помещение, меблированное плетеными стульями и низенькими стеклянными столиками, было не совсем в ее вкусе, но Дэйзи не стала менять план и решительно направилась к длинной стойке бара. Она попросила у бармена, долговязого молодого человека, видимо, раза в три моложе ее, маленькую порцию сухого шерри.

Он свел густые брови в единую линию.

— Не думаю, что мы здесь делаем шерри.

Дэйзи решила не допускать, чтобы от нее отмахивались.

— Тогда дайте мне, пожалуйста, «Дюбонне» с лимонадом.

Он с недовольным видом налил, и она отошла с напитком к столику в углу, откуда было видно все пространство бара. Он был почти пуст — большинство людей, видимо, ушли в город, — занятыми оказались только два столика. За одним женщина средних лет в шали потягивала джин с тоником. Муж, одетый в тесный костюм, сидел напротив. Оба молчали. Женщина не отрывала глаз от стакана, словно там были собраны все тайны Вселенной, а супруг ерзал, будто готовился что-то сказать, но передумывал в последний момент.

Дэйзи поймала себя на том, что держит свой «Дюбонне» точно так же, как женщина держит стакан с джином, и приказала себе не делать этого. У нее уже случился один прокол. Нельзя забывать, кто она, нельзя допустить, чтобы этот образ ускользал от нее, оставляя лишь безымянную оболочку. Или незнакомку без лица, непрерывно копирующую каждого встречного.

За другим столиком сидел одинокий мужчина, баюкая пинту какой-то темной жидкости. Дородный, раскрасневшийся, он на пальцах имел больше волос, чем на голове. На столике рядом с ним лежала плоская шляпа. У него был такой вид, что Дэйзи подумалось, он пьет старомодный и чисто мужской напиток типа некрепкого горького пива или коричневого эля. Промелькнула мысль: не стоит ли втянуть его в разговор, но она решила этого не делать. Дэйзи никогда не связывалась с мужчинами: с ними практически невозможно завязать дружбу без того, чтобы в нее не вкрался элемент секса. И еще постоянно существовало беспокойство, что они окажутся сильнее, если ее маленькие яды не сработают достаточно быстро. И разумеется, практически невозможно напрямую пользоваться бумагами: ей пришлось бы искать обходной путь, чтобы реализовывать имущество после того, как их не станет, а это дополнительный риск. Нет, лучше не надо.

Она вежливо допила довольно кислый «Дюбонне» и взяла сумку и пальто. Небольшая прогулка по городу, затем в кровать, решила она.

Воздух на улице был холодным. Через дорогу виднелось металлическое ограждение площади, но за ним, там, где раньше были пляж, море и небо, не было ничего. Черная пустота, сплошная и необитаемая. Словно за ограждениями кончался мир, и неосторожный прохожий мог споткнуться, и упасть, и падать через необъятное пространство вечно, до самого скончания времен.

Дэйзи встряхнулась. В самом деле, что за мысли лезут в голову! Так нельзя.

Она положилась на чутье и пошла куда ноги несут. Какой-то переулок уводил от центральной площади в глубь города. Она перешла то, что приняла за Хай-стрит, там были одни подростки, которые мигрировали из паба в клуб и обратно, и обнаружила еще один переулок с антикварными магазинами и сувенирными лавками. Что-то толкало ее вперед, некое глубинное и первобытное влечение к чему-то, что чувствуешь, но еще не видишь. Она поплелась дальше. Витрины магазинов и фонари сливались в причудливое целое.

Наконец она оказалась перед ярко освещенным фасадом, в голубом неоне и желтых буквах. Похоже, некогда это было кинотеатром, но теперь здание использовалось для другого рода развлечений.

Бинго.

Вечеринка явно только что закончилась, и толпа женщин спускалась по ступеням. Некоторые были в шалях, некоторые в пальто, некоторые просто в серебристых топиках с глубоким вырезом и юбках. Они хрипло смеялись. Проститутки, с отвращением подумала Дэйзи.

За ними шествовала стайка пожилых женщин в длинных пальто и шерстяных шапочках, которые шли по одной или подвое.

И тут все чувства Дэйзи обострились. Во рту пересохло, каждая деталь начала приобретать особую резкость, словно в луче фонаря. Она слышала запах лавандовых духов, любовно вытрясенных из флаконов, купленных двадцать лет назад. Она ощущала, как на ощупь, грубую вязку их кардиганов и шарфов. Она видела на их головах проблески кожи через аккуратно завитые волосы. Когда они расходились по своим углам, прощаясь, махая руками и пощипывая друг друга за щеки, Дэйзи запоминала, по каким улицам они идут, в каких направлениях, кто опирается на палку, а кто нет, кто уходит в компании, а кто один.

Они были ее естественной добычей.

И завтра охота начнется снова.

Спустя несколько недель после вскрытия Марк Лэпсли и Эмма Брэдбери ехали в «мондео» Эммы в Ипсуич. Официально Ипсуич не входил в зону их ответственности, находясь в пределах саффолкской полиции, однако Лэпсли перед отъездом сделал несколько звонков, и они получили разрешение продолжить расследование. Дороги были забиты, но Эмме удавалось петлять в массе машин, то обгоняя их, где необходимо, то выискивая пути объезда, чтобы добраться до места побыстрее. Лэпсли сидел, втиснувшись в пассажирское кресло с закрытыми глазами. Рев двигателя наполнял его рот мармеладом и заставлял конвульсивно сжиматься слюнные железы. Он так притерпелся к звуку своей машины, что больше не ощущал его вкуса, но в машине Эммы он был еще недостаточно долго, чтобы привыкнуть к шуму или абстрагироваться от него. Он предпочел бы сам сидеть за рулем, но им не было смысла отправляться в поездку на двух машинах, а полицейский этикет требовал, чтобы сержант вез главного инспектора, а не наоборот.

Один раз Эмма потянулась, чтобы включить радио. Но он твердой рукой выключил его. Она непонимающе взглянула на него, но ничего не сказала.