Мир волшебства - Бьюла Астор

— Не сейчас, — прохрипел он.

Сопротивляясь собственному влечению, смиряя свои чувства, он продолжал осыпать возлюбленную нежными поцелуями, в то время как его палец все глубже проникал в нее. Виктория изнемогала в его объятиях. Ее дыхание прерывалось.

Прикосновения Нормана казались и мучительными, и возбуждающими. Все ее естество превратилось в инструмент, на котором Норман, как опытный музыкант, исполнял симфонию любви. Каждое движение добавляло в ее звучание новые ноты. Виктория знала: приближается миг, когда вся она сольется с великой музыкой, которую никогда прежде не слышала.

— Иди ко мне… — позвала Виктория уже не в силах владеть собой.

И Норман сдался. Не отрывая от Виктории губ, он сорвал с себя последнюю одежду, разделявшую их тела. Он медленно поднял голову, и Виктория, словно издалека увидела его лицо, остекленевшие глаза и стиснутые челюсти. И эту жажду обладания пробудила она, только она одна.

— О да, — прошептала Виктория, открыв ему свои объятия.

Со стоном он вошел в нее, тяжелый, сильный, горячий. Помедлив, он проник в нее глубже, двигаясь вначале медленно, а затем все быстрее и быстрее.

Яростно прижимая Викторию к себе, Норман шептал ей слова нежности и утешения. Он целовал ее, баюкал в своих объятиях, молил о любви и верности.

И Виктория дала ему то, чего он так жаждал.

— Я с тобой, Норман, — прошептала она, — и буду рядом столько, сколько ты пожелаешь.

Сейчас она жила только им, только Норманом.

— Я люблю тебя, — прошептала Виктория, и слезы счастья покатились из ее глаз.

Эти три слова подхлестнули Нормана. Он вверг Викторию уже не в симфонию, в бурю, бушевавшую при сотворении мира. Они закружились в горячем ветре, охватившем первозданную сушу, озаряемую вспышками молний, которые пронизывали грозные тучи. И тесно сплелись телами, стараясь, уберечь друг друга от окружающей их необузданной стихии.

Вместе они и возвратились в этот мир — в единении тел, созвучии мыслей и чувств. И только потом, когда унялось бешеное сердцебиение, когда Норман глубоко вздохнул и ласково погладил замершую под ним Викторию, она с волнением ощутила реальность происходящего. Да, на какое-то мгновение она могла забыть о завтрашнем дне, но хотела она того или нет, этот завтрашний день все равно настанет.

— Я люблю тебя, — нежно сказал Норман. — Я всегда буду любить тебя. Всегда.

А завтрашний день уже наступил.

Вода струилась по обнаженному телу Виктории, которое еще недавно так нежно ласкал Норман. Привычное журчание душа, мокрое мыло в руках, аромат трав, исходивший из флакона с шампунем, — все заставило ее вернуться к действительности. В ее кровати спал мужчина, незнакомец с суровыми чертами лица, которому грозила какая-то опасность. И не его вина, что Виктория позволила себе увлечься его фантазией. Виновата она сама. Они смеялись, болтали, любили и прерывались только на сон. Они принимали душ и спешили обратно в постель. Это был необычный день, взорвавший привычный ритм ее жизни. Казалось, время остановилось и подарило им волшебную возможность побыть вместе.

Он читал ей стихи, шутил, рассказал о человеке, которого когда-то знал: тот по голосу мог определить, откуда вы родом, из какого штата приехали. Эти всплески воспоминаний рисовали Нормана таким, каким он прожил много лет.

Его глаза, полные любви и нежности, смеялись, страстно горели, когда он бережно познавал ее тело и душу. Он щекотал ее, и они вместе смеялись. Однажды, сомневаясь в значении какого-то слова, он бросился вниз по лестнице, чтобы вернуться со словарем и, самодовольно усмехаясь, доказать, что толковал его правильно.

— Думаешь, в нашей семье только у тебя есть голова? — сказал он и нахмурился, когда она не засмеялась его шутке. Оттолкнув словарь, он кинулся на постель, привлек Викторию к себе и начал целовать ее, что-то тихо приговаривая. Его голос околдовывал.

Лежа рядом с Викторией, он строил планы: туда-то они поедут, это они сделают, напишут книги, у них будут дети и даже ранчо в Монтане, где можно жить летом в окружении лошадей и гор. Однажды к ним нагрянут друзья, и все будут петь под гитару и пить вино из оловянных кружек.

Да, это был замечательный день, а время, проведенное вместе, казалось чудом, сладким и нежным, как его прикосновения, прекрасным, как та иллюзия, которой он жил.

Но сейчас, под звуки падающей воды, Виктория поняла, что от реальности не уйти. Мечты и обещания оставались лишь мечтами и обещаниями. Рожденные страстью, они были неуловимы и легки, как дуновение ветерка. Он даже не вспомнит, как давал ей самый ценный из даров — обещание любви.

Он говорил, что она нужна ему, и это правда: как целительная мазь открытой ране, как холодная рука горячему лбу больного. И только. Ему нужно вернуться к самому себе, ему необходимы свое прошлое, своя жизнь.

И пока вода лилась по ее плечам, падая к ногам, Виктория ясно осознала, что время фантазий закончилось. Воспоминания скоро вернутся к Норману, и может быть — ей этого очень хотелось, — ему поможет время, Проведенное вместе. Но Виктория понимала, что одного желания недостаточно.

И будто угадав ее мысли, проснувшись от видений иной жизни, Норман появился в ванной с лицом мрачным и хмурым, с глазами, полными отчаяния. Викторию пронзил страх. Неужели к нему вернулась память? Так скоро, с болью подумала она. Это несправедливо — им досталось слишком мало времени. Ей необходимо больше. Вечность. Вот что она хотела от Нормана Генри. Вечность.

— Нам нужно поговорить, — сдержанно произнес он.

На этот раз Викторию охватил ужас. Она готова была заплакать.

Норман шагнул к ней под душ. Она обняла его, будто жаждала уберечь от воспоминаний о другой жизни — о жизни без нее. В ответ Норман крепко сжал любимую в объятиях, словно пытался удержать в мире своих грез.

Она знала, что желание касаться, чувствовать его, быть рядом с ним никогда не исчезнет. Никогда.

Он приподнял ее подбородок и посмотрел в глаза.

— Что случилось, Виктория?

Как сделать так, чтобы он понял ее тревоги и желания, увидел, как ей трудно? Ну почему бы ему не остаться Норманом Генри, верящим в то, что он ее муж, а не выяснять, как она жила до встречи с ним. И в то же время она знала: ему необходимо стать прежним Норманом Генри, посторонним человеком.

— Ты сказал, нам нужно поговорить.

Мягкая печальная улыбка заиграла на его губах.

— О, Виктория. Ты думаешь, сейчас произойдет что-то ужасное? — Он притянул ее к себе и медленно повернул так, чтобы вода стекала по спине Виктории.

— Никогда, дорогая, никогда я не скажу тебе того, что причинит боль.

Ее охватила внезапная радость. Пусть повода для веселья нет, но сдержать ликования она не могла. К нему не вернулась память. У нее есть еще один день… одна ночь. Хотя ненадолго, раз вечность ей не дана, но Норман останется с ней.