Перед изгнанием. 1887-1919 - Феликс Феликсович Юсупов

уже говорил о кузене Владимире, сообщнике и товарище моих проказ. Последняя из них стоила нам многолетней разлуки.

Должно быть, нам было лет по двенадцать – тринадцать, когда однажды вечером, в отсутствие родителей, нам вздумалось выйти в женском обличье. Гардероб матери содержал все необходимое для выполнения этого прекрасного замысла. Одетые, накрашенные, увешанные драгоценностями и закутанные в шубы, слишком длинные для нас, мы спустились по потайной лестнице, разбудили парикмахера и выпросили у него парики якобы для маскарада.

Вырядившись таким образом, мы обежали город. На Невском проспекте, месте сбора всех петербургских проституток, нас не замедлили заметить. Чтобы отвязаться от тех, кто к нам приставал, мы отвечали по-французски: «Мы уже взяты», и важно шли дальше. Мы надеялись окончательно от них избавиться, зайдя в «Медведь», модный тогда ресторан. Не снимая шуб, мы заняли столик и заказали ужин. Там было ужасно жарко, и мы задыхались в своих мехах. На нас смотрели с любопытством. Офицеры присылали нам записки с приглашением отужинать в отдельном кабинете. Шампанское ударило мне в голову, сняв бусы из жемчуга, я сделал из них лассо и стад набрасывать его на головы сидящим за соседним столиком. Как и следовало ожидать, нитка порвалась и жемчужины рассыпались, к великой радости присутствующих. Забеспокоившись оттого, что оказались в центре всех взглядов, мы сочли благоразумным скрыться. Отыскав большинство жемчужин, мы отправились к выходу, как вдруг явился со счетом метрдотель. Поскольку мы были без денег, пришлось пойти к директору и все ему рассказать. Этот человек был полон снисхождения. Он повеселился над нашей выходкой и даже дал нам денег на карету. Приехав на Мойку, мы обнаружили, что все двери заперты. Я позвал через окно моего верного Ивана, который смеялся до слез, увидев нас в таком наряде. Но на следующий день все дело было испорчено. Директор «Медведя» прислал отцу оставшийся жемчуг, найденный в ресторане, и… счет за ужин!

Мы с Владимиром были на десять дней заперты в комнате с запрещением выходить. Немного спустя тетка нас покинула и увезла детей, и прошло много лет, прежде чем я вновь увидел кузена.

Глава VIII

Москва. – Художник Серов. – Таинственное явление. – Соседние имения. – Спасское Село

Петербургу я предпочитал Москву. Москвичи меньше испытывали иностранное влияние, оставаясь глубоко русскими. Москва была истинной столицей России царей.

Старые аристократические семьи вели здесь ту же патриархальную жизнь в прекрасных городских домах, что и в окрестных летних резиденциях. Сохраняя во многом старинные традиции, они мало сообщались с Петербургом, который считали слишком космополитичным.

Богатые купцы, все происходившие из крестьян, были в Москве особым классом. Их красивые и большие дома часто хранили действительно ценные произведения искусства. Многие из них еще носили русскую рубаху, широкие штаны и большие сапоги, тогда как их жены одевались у лучших парижских портных, украшались прекрасными драгоценностями и соперничали в элегантности с гранддамами Петербурга.

Московские дома были открыты всем. Гостей проводили прямо в столовую, где они находили всегда накрытый стол с закусками и графинами, наполненными всевозможными сортами водки. Сколько бы ни было времени, гость должен был поесть и выпить.

Большинство богатых семей владело имениями в окрестностях города, где они жили по обычаям старой Московии и демонстрировали ее легендарное гостеприимство. Друзья, приезжавшие на несколько дней, с тем же успехом могли бы остаться на всю жизнь, а вслед за ними и их дети, вплоть до нескольких поколений.

Москва, как Янус, имела два лица: с одной стороны, святой город со множеством церквей – ярко раскрашенных, с золочеными куполами, с часовнями, где тысячи свечей горели перед иконами, с высокими стенами монастырей и толпой верующих, теснящихся во всех храмах; с другой – город веселый, шумный, оживленный, город роскоши и удовольствий, зрелищ и кутежей. Пестрая толпа тянулась вдоль улиц, где звенели колокольчиками тройки, мчались лихачи, проносились стрелой великолепно запряженные элегантные экипажи, которыми правили молодые статные кучера, зачастую участники галантных похождений своих клиентов.

Эта смесь набожности и распущенности, религии и кутежа была обычна для Москвы. Москвичи безоглядно отдавались своим страстям и капризам, но молились так же, как грешили.

Москва, большой промышленный центр, была не менее богата умственно и художественно.

Оперная и балетная труппы Большого театра соперничали с петербургскими.

Драматический и комедийный репертуар Малого театра был почти такой же, как в Александринском, и постановки в нем были не хуже. Прекрасные артисты были воспитаны в уважении великолепных традиций. В конце прошлого века Станиславский создал Художественный театр. Директор и гениальный постановщик, он подтвердил это вместе с такими значительными людьми, как Немирович-Данченко и Гордон Крэг. Несравненный дар воспитания актеров позволил ему создать первостепенный ансамбль и самые незначащие роли поручать артистам высшего класса. Ничего условного в интерпретации и постановке: это было само отражение жизни.

Я был завсегдатаем и поклонником московских театров. Так же часто я ездил слушать цыган в рестораны «Яр» и «Стрельна». Они были много лучше петербургских. Имя Вари Паниной останется в памяти всех, кто имел счастье ее слышать. До преклонного возраста эта очень некрасивая женщина, всегда одетая в черное, очаровывала слушателей своим серьезным, патетическим голосом. В последние годы жизни она вышла замуж за восемнадцатилетнего кадета. На смертном одре она попросила брата сыграть ей на гитаре «Лебединую песню», когда-то исполнявшуюся ею с огромным успехом, и испустила дух на последней ноте.

* * *

Наш московский дом был построен в 1551 году царем Иваном Грозным[88]. Тогда он был окружен лесами и служил ему охотничьим приютом. Многокилометровый подземный ход связывал его с Кремлем. Строили дом Барма и Постник, которым Москва обязана своим знаменитым храмом Василия Блаженного. Чтобы быть уверенным, что они никогда не повторят такого чуда, Иван Грозный наградил художников и затем приказал обрезать им языки и руки и выколоть глаза. Жестокости этого безжалостного государя всегда сопровождались угрызениями совести и суровым покаянием; он был, кроме прочего, человеком редкого ума и большим политиком.

Царь никогда не жил в этом доме подолгу. Он устраивал там великолепные праздники и возвращался в Кремль подземным ходом. Этот лабиринт секретных помещений имел множество выходов, позволявших ему появляться в то время и в том месте, где его меньше всего ожидали.

У него была богатейшая библиотека, которую он приказал замуровать в подземелье, чтобы уберечь от довольно частых пожаров. Из свидетельств историков известно, что она и поныне там, но многочисленные обвалы сделали напрасными все попытки отыскать проходы к ней.

После смерти Ивана Грозного это здание оставалось