Чечен - Иван Алексеев

Суббота началась с крушения его плана.

Сергей не приехал за Гизи на условленный перекресток. Чечен зря прождал его тридцать минут. Телефон «качка» молчал. Значит, у Гизи может не быть помощи в подходе к объекту, размене машин, и красивого отхода может не получиться.

Машины Сергея не оказалось и на площади, постепенно заполнявшейся людьми. Там вообще не было машин пехоты, как будто их шеф не собирался приезжать на митинг.

Хотя первая пришедшая в голову чечена мысль оказалась правильной, Гизи прождал в кафе на площади начала митинга и даже посмотрел из окна на машущих руками первых ораторов и на кучку людей на трибуне, среди которых не было Дорошенко.

Сергей не отвечал на звонки, но его обязательно надо было послушать.

После обеда Гизи походил в районе его одноклассницы и очень внимательно – около ее дома. Подруга Сергея была дома. Опасности чечен не почувствовал.

Стало смеркаться.

Гизи решил дожидаться «качка» в доме. В том, что он сюда придет, чечен не сомневался. Гизи купил цветы и конфеты и пошел к женщине.

– Я не знаю, что он о тебе подумал, – в третий раз устало повторил Сергей ему за столом. – Ты не представляешь, как тяжело с ним разговаривать. Я сам уже пожалел, что заговорил о тебе. Показалось, что удобный момент.

– Это не человек – дьявол. Он подозревает всех. Никто не знает, сколько человек он убил. Говорят, отличился и в вашей войне.

Уже два часа они сидели вместе с хохлушкой за столом. Сергей рассказывал Гизи про одного из своих начальников, отменившего субботний выезд на митинг. Начальник приехал ночью проверять объект, похвалил Сергея за бдительность, и тот решил по-дурости, что это удобный момент предложить человека.

Чем теперь охрана будет заниматься в воскресенье, и поедет ли шеф на митинг, Сергей не знал. Сказал, что ему начальник написал сутки дежурства на объекте, поэтому митинг теперь не его забота. Да и Гизи пока лучше не появляться у них на глазах. Пусть проверяют.

Делать на этом митинге нечего, – неужели чечену интересно слушать, как одни хохлы вешают лапшу на уши другим? Это он ответил на слова о том, что Гизи хотел просто прийти и послушать выступление Дорошенко. И, вообще, сказал Сергей, ему не понравилась резкая реакция начальника. Лучше бы Гизи вернуться на родину и поискать работу там. Может, и Сергея пригласит, когда найдет. А то эти хохлы ему уже надоели.

Сергей был напуган. Чечен не исключал, что «качок» сболтнул своему начальнику лишнее, – чего и сам не понял. Но все равно ничего конкретного про него они пока знать не могли. Просто страхуются, как настоящие профессионалы. Все-таки они профессионалы. Под ложечкой у Гизи засосало – уйти от них будет тяжело.

А вот Сергея теперь никак нельзя было отпускать. Теперь у чечена оставался единственный день, чтобы отомстить, – завтра. Завтра Дорошенко на митинг поедет, потому что до завтра охрана успеет изменить схему прикрытия, – Гизи был в этом уверен.

За тот час, пока не было Сергея, Гизи уже договорился с хохлушкой о ночлеге. Женщина сама предложила ему комнату, озаботившись после комплиментов, которые он ей сделал, опасностями ночного путешествия чечена через весь город. Сергею пришлось с этим примириться.

Ночью Гизи опять приснилась обрубленная высокая скала, под которой было шоссе. Теперь он смог увидеть то, что раньше видел рваными кусками.

Чуть выше шоссе были телеграфные столбы, точно спички, чуть ниже – каменный хаос, нагромождение валунов разной формы, причудливых очертаний, выглаженных и выброшенных рекой, всяких цветов и интенсивного серого тона. Река, стремительная и бестолковая, рождала окрест камней водяных дракончиков.

После камней, сухих и белых, – осыпной берег. Над берегом дом, похожий на бетонный дот, корявая дорога от него вверх к аулу, потом низкая каменная стенка, а за ней – большие горы. Перед стенкой, за дорогой в аул, большой камень, кусок горы, вокруг него камни поменьше, между ними тонкие струйки бесцветных ручейков, ложбинки мха, – горная страна Лилипутия с долинками и ущелинками, где малышне удобно справлять нужду.

Скала за рекой кажется выше, ближе и грознее. Она в тени весь день и только утром улыбается на солнце прожилками кирпичного цвета.

Утром ущелье долго спит и пробуждается разом, когда все краски солнцем уже созданы. Зато вечером камни вокруг медленно-медленно покрывает тончайшая желтая кисея, ублажая усталого путника.

Выше аула горы стыдливо краснеют, а черные ступени великанов ведут к открывающейся за поворотом гряды террасе висячей долины.

С каждым взмахом улетающих солнечных крыльев терраса точно поворачивается, преодолевая стыд первозданной наготы, и уже готова сдаться и допустить к себе, но тут небо быстро меркнет, и вслед пропавшему солнцу улетают краски и радости, оставляя на душе легкую волшебную грусть. В глазах стоят еще отблески пламени на красном граните, и дымка прохладной синевы, словно шлейф красавицы, тает в небе над горами. Где-то далеко, где еле угадываемый главный хребет, пространство грузнеет и съеживается, и постепенно весь мир умещается в четырех грядах, которые прочно соединяет ночь. Нет больше вершин, нет пути к перевалу, нет дороги назад. И аула не видно и не слышно – затих в гуле реки.

Река – неразумное дитя ледников, опившись за день, мучается и стонет, низвергаясь с проклятиями в круговерти самой же устроенных каменных ловушек. Невзрачный днем мост освещен тусклым лунным светом. Его опор не видно, он парит над рекой.

От беспокойной дозвездной поры, когда весь мир – окрестный круг с размытыми границами, в которых и мост, и лилипутская гора, и кусок реки, и причудливые ночные камни, – колотит, захлебываясь, сердце.

Наконец, восторженно задышала ночь, рванула свои одежды, насыпала на голое тело звезды и задрожала от сознания красоты.

Сердце успокоилось и вдруг замерло, почуяв обман.

Это не его аул, не его дорога и не его горы. Это чужая ночь. И чужие звезды. От их близости болят глаза.

Душа чечена заплакала и рванула ввысь, все еще надеясь выбраться из западни…

– Поехали, друг, куда скажу, – упер Гизи ствол в затылок «качку», когда тот рано утром завел свою машину, думая, что ему удалось уйти, пока гость спит.

Они доехали почти до центральной площади и пересели в машину грузина. По дороге Гизи объяснил, как должен себя вести Сергей, если хочет жить и найти хорошую работу на родине, о чем сам говорил чечену за столом.

Машина с Дорошенко проехала перекресток с проселком, где ждали Гизи и Сергей, на пятнадцать минут позже обычного. Самым неприятным оказалось то, что она шла за передней машиной прикрытия, набитой охраной. Это значило, что на площади чечена в ближний круг не подпустят, и надо решать дело на трассе.

Через три километра начиналась череда крутых поворотов. Кортеж там сбавит скорость, и они его нагонят. Медленно расползающийся утренний туман им поможет в деле.