Муза Диониса - Алиса Берг

Миловидов от души рассмеялся.

– И что вы хотите от меня услышать? Что я их подкупал? Да это они сами себя подкупали, кругами ходили вокруг меня, чтобы я отщипнул им что-нибудь. Ну, я на всякий пожарный и отщипнул. Только ничего вам мои признания не дадут.

– Это почему же?

– А вы списочек еще раз посмотрите. Что ни имя – то высокая должность. Кто же вам позволит оглашать все эти почтенные имена, не говоря уж о том, чтобы заводить на них дела. Да ваш прокурор первый же запаникует. Разве не так?..

Так, – мысленно согласилась Анна, – Кулаков испугается. Только ты не знаешь о том, что на эту должность прочат меня. И если это случится, уж поверь, я не испугаюсь, все придам огласке. И есть большая надежда, что губернатор меня поддержит. И тогда ни тебе, ни им несдобровать. Но пока не буду открывать перед тобой все карты.

– А если все же этот список получит огласку, Владимир Эдуардович? Тогда как вы будете поступать?

– Смотрю я на вас и все время удивляюсь. Вы бы лучше радовались, что люди деньги получили. Хоть пожить могут какое-то время в свое удовольствие. Они же точно, как и вы, даже не представляют, что это такое. Я бы на вашей работе давно бы ноги протянул. Это ремесло для людей, не умеющих радоваться жизни. Никогда я не понимал подобных вам. Как можно прожить всю жизнь, так и не начав радоваться ей и не научившись наслаждаться ею? Копаетесь все, копаетесь, неужели не скучно и не противно?! Ну, посадите вы меня, еще кого-то. Неужели вам от этого лучше станет?

– Вам этого не понять, – сухо проговорила Анна. – Радоваться жизни можно по разному, вовсе не обязательно предаваться разврату. Есть радость от выполненного долга.

Миловидов в очередной раз от души рассмеялся.

– Я вижу, что вы так и сияете от радости. Я же не слепой. С вами что-то происходит, вы внутри что-то мучительно переживаете. И, насколько я могу судить, вы недовольны сами собой. Что вас гложет?

– А вы принимаете исповеди?

Анна прикусила язык, но было поздно: слово не воробей, вылетит, не поймаешь. Вот и вылетело. Только что она так глупо проговорилась, косвенно призналась ему, что с ней действительно не все в порядке. А его в таких вопросах не проведешь, он все схватывает мгновенно.

Анна набралась смелости и взглянула на Миловидова. И сразу поняла, что он, если не обо всем, то о многом догадался.

– Хотите, я вам помогу? – вдруг участливо предложил он.

– В чем? – постаралась разыграть удивление Анна.

Миловидов покачал головой.

– Со мной такие фокусы не проходят. Я помогу вам в том, в чем вы нуждаетесь – в помощи.

Анна почувствовала сильнейшую досаду на себя.

– Вы, кажется, перепутали кабинет следователя и кабинет психоаналитика.

– Это не я перепутал, это вы перепутали.

Миловидов был само участие. Да, он умеет принимать различные личины, – отметила Анна.

– Вы признаетесь в том, что давали взятки перечисленным в списке чиновникам? – официальным тоном произнесла она.

Миловидов, улыбаясь, наклонился к ней и шепотом произнес, едва не касаясь ее уха:

– Признаюсь. Где подписать?

Анна решила сделать еще одну попытку навестить сына. Евгений так и не выходил на связь с родителями. И она понимала, что это и есть его послание к ним. Таким образом он давал понять, что отныне и навеки намерен жить только по собственному усмотрению. Еще совсем недавно и такая позиция, и подобный образ жизни вызывали в ней огромную по мощности волну возмущения. Но сейчас что-то изменилось в ней, ее преследовало ощущение, что внутри нее лопнула какая-то струна. Даже увиденная сцена откровенного разврата не вызывала у нее былого отторжения, более того, она стала находить ей оправдание. Нет, не оправдание, мысленно поправляла она себя, а понимание. В конце концов, ничего уж такого страшного и не происходило. Ну, бегало несколько парней и девушек по квартире в чем мать родила, на виду у всех занимались любовью. Но кому от этого стало хуже? Да если трезво обо всем рассудить, то никому. По сравнению с ворами, насильниками, бандитами, которых она перевидала столько за время своей работы в прокуратуре, это можно считать вполне невинным занятием. Да, с ее точки зрения так вести себя недопустимо, но насколько верна и оправдана ее точка зрения? Еще совсем недавно она не сомневалась в абсолютной верности своей позиции. Но теперь кое-что в ней сместилось, на какие-то вещи она стала смотреть… нет, не по иному, а более примирительно, менее осуждающе.

Минутами Анна себя ненавидела: Боже, она оправдывает разврат! Да это невозможно себе было представить! Она прекрасно знает, что в прокуратуре славится своей непреклонностью в следовании твердым моральным устоям. Было время, когда немало ее коллег-мужчин пытались завязать с ней роман. Были случаи, когда ей откровенно предлагали стать чьей-то любовницей. И даже сулили за это быстрое продвижение по служебной лестнице. Но всякий раз она неизменно отвечала резким и холодным отказом. И постепенно такие попытки сошли на нет. Уже давно никто не делал ей таких предложений. Все понимали, что это дело совершенно безнадежное. И Анна втайне гордилась такой репутацией.

Но вот сейчас она не находила в ней ничего хорошего для себя. Наоборот, ее не оставляло ощущение, что она сама себя загнала в угол. И не знает, как из него выйти.

Анна вошла в дом, где теперь проживал сын. Позвонила в квартиру. Дверь почти сразу же отворилась. И из нее выглянула голова Марины.

Появление Анны вызвало у нее почти что шок.

– Это вы? – изумленно протянула она. И уж не только голова, но и все остальное появилось перед Анной.

К облегчению Анны Марина не была голой, а одета вполне цивильно: в кофточку и джинсы. Правда, и то и другое было сильно грязным, но Анна благоразумно решила не обращать внимания на такие мелочи. Хорошо бы, если бы и сын был бы в нормальном наряде.

– Я могу войти? – поинтересовалась Анна, так как Марина явно не демонстрировала по отношению к ней никакого гостеприимства.

– Входите.

Анна вошла в квартиру, оценивающе осматриваясь вокруг. Да, ужасно, кругом мусор, полы не мылись целую историческую эпоху. Но могло бы быть и хуже – ей довелось в немалом количестве видеть такие квартиры, такие притоны, по сравнению с которыми здешняя обстановка выглядела вполне пристойно.

Из комнаты выскочил сын. Он тоже не был голый, в джинсах и в футболке. Это радовало.

– Мама! – Ее появление явно застало его врасплох, и, судя по выражению лица, не очень обрадовало.

– Вот зашла посмотреть, как ты живешь. Я не помешала?

– Да мы ничего и не делали, – откровенно сказал сын. – Вернее, Маринка пытались сварганить ужин, но, кажется, у нее ничего не получилось. Да, Марин?

– Котлеты сгорели. Вы не знаете, почему? – спросила Анну девушка.