Буковски. Меньше, чем ничто - Дмитрий Хаустов

После выхода двух этих книг Буковски спланировал путешествие в Европу – прежде всего на свою историческую родину, в Германию. Там у него оставался дядя, тоже Хайнрих (то есть Генрих), с которым Буковски состоял в переписке, а также издатель и переводчик его на немецкий язык – Карл Вайснер, который и помог устроить поездку. Буковски и Линда отправились в путь в мае 1978-го. В Германии было запланировано всего одно чтение, но ажиотаж был невероятный (на родине у Буковски традиционно самая большая фан-база и самые высокие продажи). Многие люди специально приехали из соседних стран, только чтобы послушать (или скорее посмотреть на) Буковски. Всё походило на рок-концерт. Толпа скандировала: «Буковски! Буковски!» Писатель вышел на сцену с бутылкой и сказал: «Привет. Как здорово вернуться домой». Ему на это ответили: «Буковски, ты ублюдок, свинья, я тебя ненавижу!» Был теплый, чудесный прием, и Хэнк хорошо отчитал свою программу.

Затем Карл Вайснер повез их в Андернах к дяде Хайнриху. Тот показал племяннику фотографии с его молодыми родителями и с ним самим в младенческом возрасте. Буковски не выдержал и расплакался. В целом поездка в Германию получилась удачной и даже трогательной.

Через несколько месяцев после германского путешествия они двинулись во Францию, где у Буковски было запланировано много интервью, включая главное – эфир «Апострофа» с Бернаром Пиво, самой рейтинговой во Франции того времени интеллектуальной телепередачи. Эфир сразу же стал легендарным. Буковски среди высоколобых французских интеллектуалов выглядел белой вороной, ведущий вел себя с явным пренебрежением, публика была растеряна. Буковски, как всегда, играл на повышение и начал грубо задирать ведущего и гостей. Все начали возмущаться. Одной даме – французской писательнице – Буковски сказал: «Я могу моментально понять, хорошая ты писательница или нет. Давай задери юбку, и я это определю». Пиво стал его затыкать, Буковски встал, одним мощным глотком прикончил всю свою выпивку и направился к выходу. Пиво отшучивался на камеру: «Дамы и господа, Америка в плохой форме, не правда ли?» У выхода из студии Буковски, которого окончательно накрыло, принялся задирать охрану. Началась драка, и старого козла выкинули на улицу.

По всем законам шоу-бизнеса этот запоминающийся инцидент пошел Буковски только на пользу – он проснулся знаменитым во Франции, на следующий день со всех книжных полок в магазинах смели его книги. Этот черный пиар сработал настолько хорошо, что Буковски стали превозносить французские интеллектуалы, которые при обычном раскладе гулять бы с ним в одном поле не стали. «Один из эксцентричных новых святых в литературе XX века»[50], – сказал о нем интеллектуал сотого уровня Филипп Соллерс. В общем, в этой непростой ситуации Буковски явно выиграл. Впрочем, после этой поездки он никогда больше не выезжал за границу.

По возвращении домой Генри Чарльз и Линда приобрели дом в Сан-Педро – материальное положение бывшего неудачника отныне это вполне позволяло (дом обошелся им в 80 тысяч долларов; наверное, в тот момент папаша Генри-старший гордился сыном из своего ада). Это был просторный дом с садом – и с портретом Мехера Бабы в ванной комнате. Наверное, для вдохновения. Люди вокруг жили очень приличные, и к новым соседям – несмотря на их странности – они отнеслись гостеприимно. Буковски поминал их добрым словом и вспоминал, что, даже когда он в голом виде, размахивая членом и кулаками, гонялся за Линдой по саду с криками «Ах ты блядь такая! Сейчас я прибью тебя!», вежливые соседи и не думали вызывать полицию.

* * *

Видимо, у американского писателя такая профессиональная карма: рано или поздно столкнуться с киноиндустрией. При жизни у Буковски было несколько таких встреч, более или менее разочаровывающих. В 1981 году по его рассказам был снят фильм «История обыкновенного безумия», режиссером выступил знаменитый итальянский бунтарь Марко Ферери. Через 6 лет был снят другой фильм, о съемках которого Буковски рассказывает в своем предпоследнем романе «Голливуд».

В 1987 году франкоязычный режиссер Барбе Шрёдер смог, через немалые тернии, осуществить свою давнюю интенцию и поставить фильм о Буковски. Результатом и оказался известный фильм «Пьянь» с Микки Рурком, тогда популярным и молодым, и Фэй Данауэй, не молодой уже, но всё-таки очаровательной. Важнее тут, впрочем, не звезды, а то, что сам Буковски написал к фильму сценарий, и это давало надежду, что произведение выйдет если не свежим, то во всяком случае аутентичным. Но вышло немного иначе.

Наверное, и по сей день у этого фильма есть много фанатов, и сам я когда-то был в их числе, однако теперь он кажется мне скорее неудачным. При этом к сценарию, в общем и целом, претензий нет, ведь он выстроен на тех же самых сюжетах, что и романы с рассказами, и в этом отношении фильм представляет собой повторение пройденного, переложенное для массовой аудитории. Но кроме сценария есть еще неподвижная, довольно неловкая съемка, будто большой оператор так и не понял, что ему делать с таким неотесанным материалом. Есть тут толпа настоящих – к слову об аутентичности – бичей и им сочувствующих, которая перед камерой вдруг теряет живой магнетизм и начинает нелепо выделываться, как важный бабуин перед посетителями провинциального зоопарка. Есть Микки Рурк, удивительно карикатурный и в худшем смысле этого термина театральный, такой, будто для него уже наступили двухтысячные, – эти ужимки и подростковая беспокойная резкость рисуют персонажа, в корне отличного от литературного, подчеркнуто холодного Генри Чинаски. Что до Фэй Данауэй, то она как раз выглядит убедительно, особенно на фоне дерганого главного героя (тем более удивительно, что самому Буковски Фэй не понравилась, а Рурка он оценил подозрительно высоко – спишем это на пароксизм ностальгии).

Тематически фильм балансирует между балаганом и исповедью, последняя нам интереснее и важнее. То тут, то там проявляется то сокровенное, что было важнее всего для Буковски-художника: чувство отсутствия, умаление своего оголенного и несчастного Я. «Кто ты такой?» – спрашивает у Генри богачка-издательница. «Не знаю, кто я», – отвечает Чинаски. При приеме на работу секретарша зачитывает его резюме: «Родителей нет, религии нет, образования нет… Хорошо, что здесь не спрашивают про пол…» – «А может и его нет, но на всякий случай напишите, что мужской». В разговоре с барменом Джимом Генри жалуется: «Ну почему всегда обязательно быть кем-то? Вот я хочу думать только о том, кем я не хочу быть…» Чувство отсутствия – чем хуже, тем лучше – пленяет героя и в какой-то мере окрыляет его, по крайней мере мотивирует: «Я похож на протекшую раковину, и я чувствую эйфорию…» Он не любит называться собственным именем (а ведь и оно – псевдоним), он любит выдумывать себе разные имена, то совершенно вымышленные, то аллюзивные – к примеру, Билл Блейк. Той же богатой издательнице он говорит: «Любой может не пить, а вот быть пьянью – для этого нужен особый талант, для этого нужна дерзость…» Она иронически спрашивает: «Кем вы хотите стать, когда повзрослеете?» Он отвечает вполне предсказуемо: «Я не хочу быть никем…» Перед нами пьяная и пустующая оболочка, блуждающая по жестокому грязному городу в поисках… нет, не полноты, а напротив – еще большего опустошения!