Дамская визжаль - Михаил Борисович Бару

которую Павел подарил Нелидовой при расставании. Известно только то, что собачка на этом пистолете была сделана в виде крошечного дятла и ударяла со звуком «тюк». Мария Нарышкина, следующая фаворитка царя, в своих воспоминаниях пишет, что Павел Петрович, прежде чем подарить зудель Нелидовой, полтора часа высказывал ей свои обиды, не забывая при этом делать «тюк» каждые три или пять минут. К концу разговора у затюканной Нелидовой началась форменная истерика.

В редкой по своей полноте коллекции кубков златокузнецов Нюрнберга выделяются кубки-корабли, из которых пили за здоровье уходящих в море. Один из таких кубков начала семнадцатого века, работы выдающегося мастера Буркхарда Гелендвагена был привезен датским посольством в Москву. Король Дании Кристиан так хотел посватать своего сына к дочери Бориса Годунова, что прислал в дар царю целую коллекцию из двух сотен серебряных и золотых изделий. Кубок-корабль превосходен — на вантах из серебряной позолоченной проволоки висят крошечные матросы, причем у каждого в золотых зубах трубка, на грот-мачте развевается флаг из тончайшего серебра, а штурвальное колесо так миниатюрно, что крутить его впору какому-нибудь сверчку. Объем кубка велик — он равен тогдашней английской морской королевской пинте, которая больше современного сухопутного литра почти в два раза. Моряки тогда уходили в плавание надолго, и пить за их здоровье надо было много. Рядом с кубком-кораблем смотрятся дальними и очень бедными родственниками два маленьких кубка, больше похожих на стопки. Это кубки, из которых в Германии пили за здоровье наконец-то уходящих гостей. В Баварии они получили такое распространение среди экономных бюргеров, что никаких кубков на стол и вовсе не ставили, а начинали пить сразу из этих стопочек. По ободку этих рюмок для непьющих готическим немецким шрифтом отчеканено: «Будете проходить мимо — проходите!» В собрании Оружейной палаты эти кубки снабжены крышками с хитроумными защелками, которые не всякий сумеет открыть. Нежеланным гостям приходилось порой просто поднимать их вместе со всеми и ставить обратно. Дальнейшая эволюция этих кубков привела к тому, что их стали делать с неоткрывающейся крышкой, а потом и вовсе монолитными.

От посуды перейдем к предметам дворянского быта восемнадцатого века. Модники екатерининских времен любили украшать свои костюмы многочисленными брелоками на цепочках и часами на шнурках, часто сплетенных из волос любимой женщины. Парадный набор золотых брелоков князя Куракина, находящийся в Оружейной палате, весит около пяти килограммов. Но не он удивителен, а шнурки многочисленных часов с музыкой, которые носил на себе князь. О приближении Куракина узнавали по мелодичному звону его часов, раздававшемуся, по моде того времени, чуть ли не каждые десять минут. Злые языки за глаза называли его музыкальным обозом. Князь только и делал, что открывал без устали то одни, то другие часы и прикладывал к уху, пока они играли. А уж когда играли сразу несколько часов, то он и не знал, за какие хвататься. Руками по телу шарил в растерянности и нервничал ужасно. И то сказать — в каких только местах они у него не висели. Сразу-то и не подумаешь туда рукой…

В собрании вееров Оружейной палаты представлены лучшие образцы русской веерной школы восемнадцатого и девятнадцатого веков. В росписи веера второй половины восемнадцатого века, сделанного в кремлевских мастерских Леонтием Курилкой, еще просматриваются сюжеты вееров французского художника Буше, однако они уже наполняются оригинальным содержанием. Так, в сценах деревенской жизни особенно выразительны миниатюры «молодые крестьянки чешут пятки своему помещику перед сном», «дети пастуха ковыряют в носу друг у друга», «свадебные гости, излавливающие жениха, чтобы его избить» и «мужик, наступающий на грабли». Рукоять веера украшена перламутром, алмазами и хризолитами.

На другом веере, работы выдающегося петербургского мастера Антипа Криведко, изображена в некотором роде будуарная сцена — Николай Первый примеряет бакенбарды перед выходом на плац-парад. Веер принадлежал фрейлине Варваре Нелидовой его супруге, императрице Александре Федоровне. Известно, что император очень любил бакенбарды. В его коллекции было более сотен пар бакенбард различной формы и пушистости. Часами он мог сидеть перед зеркалом и подбирать бакенбарды для интимных визитов к фрейлинам или к парадному обеду в Зимнем дворце. Уж и фрейлины истомятся, и парадный обед простынет, а он все не знает, на каких бакенбардах остановиться, — и те ему нехороши, и эти не подходят. Расстроится, чуть ли не до слез, раскричится, сорвет первые попавшиеся бакенбарды с кого-нибудь и в них выходит на люди, бурча про себя: «Ну что за дикая страна, ей-богу! Пары приличных бакенбард днем с огнем…» Однажды Николай отобрал бакенбарды у министра финансов Канкрина, которые тот за огромные деньги выписал себе из Парижа. Канкрин так обиделся, что на минуту представил себе даже, как он решительно подает в отставку… Впрочем, к рассказу о веерах в собрании Оружейной палаты это не имеет никакого отношения.

Теорема Пуанкаре

Утром позвонила мама и сказала:

— Я не спала всю ночь. Думала о тебе.

— Лучше бы ты думала о чем-нибудь приятном, — ответил я.

— Ты вчера был у меня, — сказала мама, не обращая внимания на мои слова, — и мне не понравился твой вид. Эти джинсы, эта рубашка в клеточку, этот рюкзак… Ты ведь уже давно не мальчик, заведуешь лабораторией, у тебя ученая степень…

— А что такого в джинсах и рюкзаке, — вскипел я. — Это удобно. В рюкзаке множество мелких карманчиков, в них…

— Я тебя умоляю, — простонала мама, — ты же мужчина! Зачем тебе мелкие карманчики? Зачем тебе вообще рюкзак? Ты что, турист? Ты катаешься на велосипеде?

— Можно подумать…

— Твой отец, тебе на долгие годы, всегда ходил в белой рубашке и галстуке. Каждый день. Вдруг надо будет идти на переговоры, а ты в джинсах. Еще и с рюкзаком.

— Мама, да какие у меня переговоры! Я вообще на работе хожу в халате. Переговариваюсь с химиками в белых халатах или с токарями и фрезеровщиками в черных.

— Вот потому ты с ними и переговариваешься. Кто тебя пригласит на приличные переговоры? Чтоб ты пришел на них в джинсах? Ты посмотри на себя! Ты ходишь как математик Перельман!

— Да Перельман-то здесь при чем?!

— При том, что он отгадал теорему Пуанкаре. И теперь ходит как хочет. Вот когда ты отгадаешь — тоже будешь иметь право ходить как он. А пока пойди и купи себе портфель и брюки, чтоб я уже спала спокойно.