Властитель огня - Дэниел Сильва

Мартино прошел вслед за девушкой по извилистым переходам археологических траншей. Место это находилось на верху горы, высящейся над широкой долиной Шэн-де-л'Этуаль, и было oppidum – или обнесенным стенами фортом, – построенным могущественным кельто-лигурийским племенем, известным под названием сальес. Первоначально предпринятые раскопки привели к выводу, что в форте было две четко разделенные секции – одна для кельтской аристократии, а вторая, как считалось, для лигурийцев классом ниже. Но Мартино выдвинул новую теорию. Поспешное добавление более бедной части форта совпадало по времени с борьбой между лигурийцами и греками близ Марселя. Этой своей экскавацией Мартино убедительно показал, что дополнение к форту было похоже на лагерь беженцев в Железном веке.

Теперь он пытался ответить на три вопроса. Почему форт был заброшен, просуществовав всего сто лет? Какое значение имеет большое число отрубленных голов – настоящих и сделанных из камня, – которые он обнаружил вблизи центрального дома собраний? Были ли это боевые трофеи варваров Железного века, или они имели религиозное значение и каким-то образом связаны с таинственным кельтским культом «отрубленных голов»? Мартино подозревал, что этот культ, возможно, способствовал столь быстрому умиранию форта, вот почему он велел остальным членам своей команды сообщать ему, как только будет обнаружена еще одна «голова», и потому лично занимался раскопками. Мартино по опыту знал, что нельзя игнорировать ни один ключ, сколь малозначительным он бы ни казался. Как лежала голова? Какие еще артефакты или фрагменты обнаружены неподалеку? Есть ли какие-либо следы в окружающем грунте? Ответы на такие вопросы нельзя было оставить в руках студентов, даже столь талантливых, как Иветта Дебрэ.

Они подошли к археологической траншее приблизительно шести футов в длину и на ширину плеч поперек. Мартино спустился в траншею, стараясь не потревожить окружающую землю. Из твердой подпочвы торчал легко узнаваемый человеческий нос. Мартино достал из своего заднего кармана маленькие щипчики и щетку и приступил к работе.

Следующие шесть часов он не вылезал из ямы. Иветта сидела, скрестив ноги, на краю. Время от времени она предлагала ему минеральной воды или кофе, но он неизменно отказывался. Каждые две-три минуты кто-либо из другой команды, проходя мимо, осведомлялся, как идут дела. Их вопросы встречались молчанием. Из траншеи доносился лишь звук рабочих инструментов Мартино. Удар, удар, смахнуть щеткой, щеткой, обдуть. Удар, удар, смахнуть щеткой, щеткой, обдуть…

Медленно из глубин древних слоев земли перед ним возникало лицо – рот сжат в предсмертной агонии, глаза закрыты смертью. По мере того как утро переходило в день, Мартино все больше углублялся в землю и обнаружил, как и ожидал, что голову поддерживала рука. Собравшиеся на краю экскавационной траншеи не понимали, что для Поля Мартино это лицо было не просто загадочным артефактом из далекого прошлого. Мартино увидел в темной земле лицо врага и подумал, что настанет день, когда он вот так будет держать на ладони его отрубленную голову.

В середине дня из долины Роны пришла буря. Холодный, гонимый резким ветром дождь обрушился на экскавацию, словно налет вандалов. Мартино вылез из своей траншеи и быстро стал подниматься в гору, на вершине которой он обнаружил свою команду, укрывшуюся под древней стеной.

– Прекращаем работу, – сказал он. – Завтра продолжим.

Мартино пожелал им хорошего дня и направился на стоянку машин. Иветта отошла от своих товарищей и последовала за ним.

– Как насчет того, чтобы поужинать сегодня вечером?

– Я бы очень хотел, но, боюсь, не смогу.

– Почему?

– Еще один нудный прием профессорского состава, – сказал Мартино. – Декан потребовал, чтобы я был.

– А завтра вечером?

– Возможно. – Мартино дотронулся до ее руки. – Увидимся утром.

По другую сторону стены была заросшая травой стоянка для машин. Новый «мерседес» Мартино выделялся среди побитых машин и мотороллеров добровольцев и менее известных археологов, работавших на раскопках. Мартино сел за руль и направился по шоссе Д-14 в Экс. Через четверть часа он уже ставил машину на свое место перед многоквартирным домом, рядом с бульваром Мирабо, в центре города. Это был отличный дом восемнадцатого века с балконом, огражденным чугунной решеткой, перед каждым окном и дверью на левой стороне фасада, выходившего на улицу. Мартино вынул почту из ящика, затем на маленьком лифте поднялся на пятый этаж. Там был маленький вестибюль с мраморным полом. Пара римских сосудов для воды, стоявших у его двери, были настоящими, хотя, если кто спрашивал об их происхождении, им говорили, что это хорошие репродукции.

Квартира, в которую он вошел, пожалуй, больше подходила члену экской аристократии, чем археологу и профессору на полставке. Первоначально это были две квартиры, но Мартино после скоропостижной смерти от несчастного случая своего соседа-вдовца добился права соединить их в одну квартиру. Гостиная была большая и эффектная, с высоким потолком и большими, выходящими на улицу окнами. Обстановка была в провансальском стиле, хотя мебель здесь стояла более изящная, чем на вилле Мартино в Лакосте. На одной стене висел пейзаж Сезанна, на другой – пара эскизов Дега. Пара на удивление сохранившихся римских колонн стояла у входа в большой кабинет, в котором было несколько сотен археологических монографий и замечательная коллекция подлинных заметок и рукописей величайших умов в истории этого предмета. Дом Мартино был его убежищем. Он никогда не приглашал сюда коллег – только женщин, а последнее время – только Иветту.

Он быстро принял душ и переоделся. Через две минуты он уже снова сидел за рулем «мерседеса» и мчался по бульвару Мирабо. Ехал он не в университет. Вместо этого он пересек город и свернул на скоростное шоссе А-51 в направлении Марселя. Он солгал Иветте. И не впервые.

Большинство обитателей Экса смотрели на Марсель сверху вниз. А Полю Мартино Марсель всегда нравился. Город-порт, который греки звали Массалия, был теперь вторым крупным городом Франции и продолжал оставаться местом прибытия большинства иммигрантов в страну – в основном из Алжира, Марокко и Туниса. Город был разделен приблизительно пополам шумным бульваром Ла-Канебьер, и у него было два лица. К югу от бульвара, возле старого порта, лежал приятный французский город с широкими тротуарами, дорогими торговыми улицами и эспланадами, на которых располагались столики кафе. А к северу от бульвара находились районы Ле-Панье и квартал Бельзанс. Здесь люди ходили по мостовой и слышалась только арабская речь. Иностранцы и французы, легкая добыча для уличных преступников, редко появлялись в арабских кварталах после наступления темноты.

Поль Мартино не беспокоился о своей безопасности. Он поставил свой «мерседес» на бульваре д'Антенн, возле лестницы, что вела к вокзалу Сен-Чарльз, и пошел вниз с холма в направлении Ла-Канебьер. Еще не дойдя до бульвара, он свернул направо, в узкую улочку под названием рю де Конвалесан. Улица была настолько узкая, что по ней едва могла проехать машина, и спускалась вниз в направлении порта, в самый центр квартала Бельзанс.