Гордиев узел с бантиком - Валентина Андреева

Динка молчала. Я с тихой радостью отметила, что звериное выражение на ее лице исчезло. Часть грязи тоже. Как известно, ничто на земле не проходит бесследно, просто количество переходит в качество. И качество моего пледа в данный момент таково, что можно смело вытирать об него грязную обувь. Но Наташка права: Динка и в самом деле красивый ребенок. Как кашу маслом, так и ее привлекательность грязью не испортишь. Оставалось надеяться на то, что внешние данные соответствуют душевным.

— Мыться и завтракать! — напомнила о себе Наташка. — На втором этаже душевая кабина. И в конце концов всем доброе утро!

Мы синхронно кивнули. Наталью сие послушание обрадовало, меня насторожило. С момента своего странного появления девушка не произнесла ни слова. Жалобный скулеж не считается. Не язык же проглотила. Могла бы и извиниться за свои подозрения. Наверняка рассчитывала найти у нас защиту и спасение, причем действовала по наводке матери. Судя по Натальиным воспоминаниям, Гелька гостила у нее дважды, но без дочери и матери. Один раз даже с ночевкой. Назад подруга спровадила Ангелину на электричке.

— Тебя действительно зовут Динария? — доброжелательно улыбаясь, поинтересовалась я у девицы, не знающей, куда пристроить рыхлитель. Она отрицательно мотнула головой. — Значит, просто Дина? — не отставала я. В ответ получила утвердительный кивок. — А по батюшке?

Расчет был на то, что Динка непременно заговорит. Не оглашать же мне весь перечень мужских имен, пока не угадаю.

— Ир, ты что, переспала? — как назло вмешалась Наташка. — Ну какое у девчонки в таком возрасте может быть отчество? Динка! Мама дорогая! Ириша, она твое одеяло рыхлителем перепахала! Остается засеять его рукотворными заплатами. Урожай Ефимов подсчитает, а пожинать плоды этой ручной работы тебе. Девушка Дина, ты в своем уме? Дай сюда инструмент!

Как бы не так! Динка явно освоилась. Правой рукой спрятала «кошачью лапу» за спину, левой свернула фигу и продемонстрировала ее сначала Наташке, затем мне.

— Охренеть…

Подруга ухитрилась одним словом выразить всю гамму чувств, которые испытывала. Но нараставшие гроздья гнева сподвигли ее на активные действия. Она свернула Динке две фиги, покрутила ими перед ее носом, а следом и перед моим.

— Свидетелем будешь! — пояснила свою позицию. — Сейчас я выставлю эту нахалку на…

Продолжить Наталья не смогла — Динка беззвучно заплакала, да так горько, что мы окончательно растерялись.

— Динулечка, заинька, — засюсюкала я, — никто не собирается насильно отнимать у тебя твою когтистую игрушку. У нас своих навалом. Просто не следует идти с ней под душ. Мочалка из нее, поверь, никакая, еще поранишься. Я сейчас принесу тебе коробочку, мы с тобой эту штуку в нее упакуем. Если желаешь, перевяжем с бантиком, и пусть она там балдеет в роскоши. Можешь таскать упаковку с собой или лично прикопать ее куда-нибудь.

— Ага, — вмешалась встревоженная, но не совсем остывшая подруга. — На поле чудес в стране дураков. Я имею в виду твою, Ириша, дачную территорию.

— А я имею в виду свою мебель! — осекла ее я. — Мне довелось столько всего «прикопать» на полках, до сих пор ничего не найду.

Наташка даже не огрызнулась, а я уж было пожалела, что сама предоставила ей возможность отыграться на моей безалаберности. Мало того, она ахнула, зажала себе рот руками и, не отрывая глаз от Динки, в ужасе попятилась назад, хотя пятиться, собственно говоря, было некуда. Стены нашего дома не резиновые и достаточно надежные. Вот если бы она взяла левее… Там располагалось окно, одна створка которого была распахнута, о чем я ей оперативно и напомнила. Динка перестала плакать, сжалась в комочек и, забыв про рыхлитель, попыталась прикрыться многострадальным пледом. Ни я, ни она не понимали причины явного сдвига Натальи Николавны.

Подруга меня словно не слышала, упорно продолжая вжиматься в стену. Пользуясь моментом, я выдала парочку сомнительных комплиментов по поводу ее упертости в достижении намеченной цели. Заодно спрогнозировала конечный результат: либо она протиснется сквозь стену и свободно вывалится на многострадальный цветник, либо вывалится на него с ярмом на шее — частью стены. И намекнула, что оба варианта меня не устраивают. Бедный цветник еще не опомнился от ночного налета.

Не знаю, сколько бы продолжалось сольное выступление Наташки, но Динка неожиданно чихнула. Подруга вздрогнула, на пару секунд замерла и, ткнув указательным пальцем в ее сторону, заявила, что перед нами сумасшедшая убийца своей матери.

— Или бабушки, — недолго думая, добавила она. — Орудие убийства — «лапа Чеширского кота». А труп прикопан на даче прямо в бане.

— Ну и ладушки, — покладисто согласилась я. — Главное, что не в нашей бане. А ты случайно не помнишь место, где белены объелась?

Наташка вытянулась в струнку, пытаясь осмыслить мной сказанное. Динка еще раз чихнула и, откинув плед, что-то вякнула.

— Не поняла, — честно призналась я.

— Я тоже не поняла, — с легкой хрипотцой в голосе промямлила подруга. — Мне, как и вам, позавтракать еще не удалось. Тем более тайком, да еще и вегетарианским — беленой. Все мы на глазах друг у друга. А ты сразу в лоб: «Объелась»! Ляпнула, не подумав. Могу и обидеться.

Далее последовали варианты последствий великой обиды, из которых напрашивался только один вывод: в ближайшем будущем ничего хорошего меня не ждет. Бубнила Наташка долго и надоедливо.

— Ма-ма-ма-ма… — в свою очередь завелась Динка, и у меня возникли нехорошие подозрения, что я нахожусь в компании двух психопаток, наперегонки объевшихся белены. Только одна очень разговорчивая, а вторая по ограниченности словарного запаса обошла Эллочку-людоедку.

— Хватит орать! — неожиданно заорала Наташка и хлопнула ладонью по столу. Я невольно подпрыгнула вместе с чудом уцелевшей хлебницей. Первым делом захотелось удрать. Но тут подруга совершенно непоследовательно заявила, что у нее от тишины звон в ушах. Я миролюбиво посоветовала их прочистить и в упор уставилась на Динку. Девочка продолжала «мамкать», только беззвучно. Открывала и закрывала рот, но смешно не было. Было страшно. Осторожно приблизившись к Наташке, я утянула ее на кухню под предлогом чистки ушей.

— Вантузом! Он у вас внизу под мойкой, — громко и бодро подыграла мне догадливая подруга и старательно закрыла за собой дверь столовой. — Заодно и мои пельмени пересчитаем. Так, чтобы всем поровну хватило. Только я их, кажется, в Москве оставила.

— Все равно пересчитаем, — деловито заявила я. — Надо же чем-то завтракать. Белена, как я поняла, уже кончилась. — И, примкнув вплотную к условно нечищенному уху подруги, сквозь зубы процедила: — Ребенок пережил сильный стресс. Вспомни свое героическое прошлое, связанное с медициной, и попробуй ласково развязать ей язык. Это не гордиев узел, метод Александра Македонского использовать нельзя. Никого Динка не убивала, а вот свидетельницей убийства вполне могла быть. Не исключено, что орудием убийства является рыхлитель.

Отшатнувшись от меня, Наталья потерла ладонью ухо, подскочила к сушилке и отчаянно загремела посудой, тихо пояснив, что ей надо подумать. Хоть она и не психиатр, но знает, в психиатрии иной раз клин клином вышибают. Лекарство от стресса — новый стресс, а устроить его — раз плюнуть.