Апостолы судьбы - Евгения Михайлова

— Я к тому, — сказал он, — что пора бы и сюрприз предъявить. Я тут подумал и решил, что люблю сладкое.

Алена открыла духовку и с озабоченным, вдохновенным лицом стала выкладывать на блюдо красивые ароматные квадратики.

— Пробуй, — требовательно сказала она Игорю и с напряжением эксперта следила за выражением его лица, когда он в два приема съел первый кусочек, потом с округлившимися от удовольствия глазами проглотил еще несколько.

— Я мог бы жизнь прожить и не знать, что такая вкуснятина существует. Скажи хоть, как называется, из чего это?

— Чизкейк с финиками, — с достоинством профессионального кулинара объявила Алена. — Хорошее тесто с начинкой из сливочного сыра, сметаны, меда, лимонного сока, фиников, изюма. Главное в выпечке — чувство пропорции. Ты ешь, пока теплые. — Она отвернулась к плите и добавила: — Я оставила для Кати. Просто разогреешь утром в духовке, положишь в кастрюльку и в теплый платок завернешь.

— Да, понял, — сказал Игорь. — Честно говоря, я так наелся, что чувствую себя фаршированным поросенком.

Он вышел в ванную, долго умывался горячей и холодной водой, затем тщательно чистил зубы. Когда он вернулся в кухню, Алена домывала посуду. Она все делала лучше и быстрее бытовой техники. Он молча встал за ее спиной. Она легко прижалась коротко стриженным затылком к его лицу. Он коснулся губами ее душистых волос и почувствовал, что десерт на самом деле еще только предстоит.

В щель между шторами заглянула любопытная звезда. Игорь лежал на кровати, слушал шум душа и не мог оторвать взгляда от этой звезды. Она была началом неожиданного приключения. Алена скользнула к нему бесшумно, легла рядом, но не коснулась его. Он протянул к ней руки.

Игорю не с чем было сравнить то, что с ним происходило. Его отношения с Катей настолько неприкосновенны, что о сравнении речи быть не могло. Другого опыта практически не было. А сейчас как будто кто-то сказал ему: ты узнаешь новое наслаждение. И будешь удивляться, и не сразу поверишь, что это происходит с тобой. Но самое главное — тебя убедят в том, что ты этого достоин. Игорь не потерял контроля над собой ни на минуту. Он чувствовал себя таким сильным, желанным, могущественным в эту ночь с Аленой, как никогда в жизни. И запоминал себя таким. Он видел все, как будто со стороны: ему принадлежит изнемогшая от страсти, великолепная женщина. Ее прямая спина и красивые плечи, маленькая беззащитная грудь, плоский живот, длинные ноги — все это существует только для него. Ему не стало неловко, когда Алена целовала ему руки, зажигала бра над кроватью, чтобы любоваться его лицом и телом. Он только удивился. Он думал, что любоваться можно лишь красотой женщины, ребенка, цветка. Он был неутомим, но ей, казалось, его не хватало. Игорь даже не догадывался, как внимательно слушала она каждый его вздох, как прятала в памяти любое, самое незначительное проявление нежности. Она не ждала признания в любви. Она ждала всего лишь знака: мы друг другу не случайные люди. И на рассвете он заглянул ей в глаза так глубоко, что мог рассмотреть ее душу. Сказал: «Я рад тебе. Ты просто солнце в моей жизни». Это было больше, чем она ждала. Алена, наконец, расслабилась, потянулась, почувствовала счастливую усталость и засмеялась, представив себе, как крепко и безмятежно они уснут сейчас рядом, чтобы вместе проснуться. И они действительно провалились в сон почти в одну минуту.

Она проснулась от какого-то неясного звука.

Игорь лежал лицом в подушку и что-то быстро, горячо говорил, как это делают люди во сне. Она сначала не разобрала ни слова. Протянула к нему руку. Боже! Его лицо и подушка под ним были мокрыми от слез. Она услышала: «Моя прекрасная девочка. Я не знаю, как тебя найти. Моя Катя. Мне приснилось, что ты моя дочка. Я плачу всю жизнь…» Алена встала с постели, чувствуя страшный холод и протест чужих стен. Она стучала зубами под горячим душем, долго терла жестким полотенцем свое тело, ставшее ей постылым, а перед тем как выйти из ванной, до крови прокусила себе ладонь, чтобы сдержать вой.

* * *

Катю как будто кто-то толкнул среди ночи. Она сунула ноги в тапки и тихонько выскользнула в коридор. Пробежала по нему до окна. Прижалась лицом к холодному стеклу. Двор был таким же пустынным, как кусочек улицы, видневшейся за забором. Ни души. Ее сердце билось в груди будто в клетке. Ей было легче умереть, чем вынести это одиночество и безнадежность заточения. Вдруг на улице показался силуэт высокого мужчины с лопатой. Он чистил снег у гаража. Может, это Игорь? У него нет ни гаража, ни машины, ни лопаты, но если она сейчас не убедит себя в том, что это он, то просто не доживет до утра.

Константин Николаевич не пил и не спал. Он не пил, потому что не хотел спать. Ему жалко было тратить жизнь на обычный сон, не говоря уже о тупом хмельном провале. Если бы он не был таким осторожным человеком, множество раз обжигавшимся на молоке, строгим теоретиком, он, наверное, назвал бы свое состояние счастьем. Какой прекрасный подарок неожиданно преподнесла ему судьба. Обворожительную, бесконечно милую женщину, которую он может спасти из плена странного, загадочного недуга. Он проверил маршрут ее путешествия. Невероятно, но Катя в состоянии, которое трудно назвать адекватным, ничего не забыла, не перепутала. Расстояние, которое она проехала на грузовике, а затем прошла пешком, оказалось очень большим. Константин Николаевич полдня ездил по сложной местности на машине. Обнаружил описанные Катей стройку, свалку, вагончики для проживания рабсилы (от слова «рабы»), лес, школу, родник… У одного из вагончиков он и обнаружил молодого румяного армянина. Поколебавшись, обратился к нему — Простите, я ищу свою племянницу. У нее случилось беда. Дача загорелась. Соседи говорят, она побежала куда-то раздетая. Пожарников искать или телефон, не знаю, но, похоже, она заблудилась. Это было дней десять назад. Понимаете, в московской квартире она не появилась. Вот я ищу, может, кто-нибудь ее видел.

— Раздетый? — живо отреагировал армянин. — Такой красивый? Да! Я видел. Я дал одежду. Надо искать. Я поеду с вами.

Константин Николаевич молча скептически смотрел на раскрасневшуюся физиономию парня, заблестевшие глаза. Обрадовался, придурок. Вспомнил приятные минуты. Воспользовался беспомощным состоянием женщины. Был бы я помоложе, дал бы ему в нос.

— Спасибо, — произнес он вслух. — Не нужно. Мне уже помогает милиция. Спасибо за подсказку.

— Подождите, — услышал он за спиной. — Скажите мне свой телефон. Я позвоню, узнаю.

— Не стоит, право, — сказал Константин Николаевич, обернувшись, и увидел, каким огорченным стало лицо парня.

Что было самым необычным в этом вояже? Кроме того, что подобный поступок — отправиться неведомо куда — сама Катя считает совершенно невозможным для себя, ей почудилось, что она услышала или ощутила команду — идти. Она ехала, шла, как ей казалось, по заданному маршруту, не думая о том, как вернется домой. А потом она получила команду — вернуться. И сумела это сделать, не обращаясь ни к кому за помощью.

Хотя, по ее словам, пешими прогулками она не увлекается и на местности ориентируется плохо. Профессор перебирал в памяти все случаи «неправильных» психических расстройств, но не смог провести никаких аналогий. Он стал выстраивать версии, связанные с влияниями извне. Психиатрией на службе государства разработаны методики, которые взяты на вооружение спецслужбами: кодирование, зомбирование людей, полное подчинение, достигаемое с помощью сильных психотропных препаратов. Но при чем здесь мирная Катя, которая просто не может кому-то помешать.