Война - Лора Таласса

Просто выжить мне теперь недостаточно.

– А что, если я хочу пойти?

Война прищуривается. Смотрит слишком долго и пристально, и я заставляю себя не ежиться под его взглядом.

– Что ты задумала? – спрашивает он.

– Почему это тебя волнует? – возмущаюсь я. – Что я могу такого сделать?

– Умереть, например.

– Если ты уверен, что меня послал тебе Бог, то Он меня и заберет. Или ты сомневаешься?

Губы Всадника кривятся:

– Не дразни меня, жена. Это ничего тебе не даст.

– Разреши мне пойти.

Чтобы я смогла перебить твоих приспешников.

Война не отвечает, и я перевожу взгляд на его губы. Есть и другие способы убеждения… Я знаю, что Всадник хочет меня поцеловать. Жаждет этого и, несомненно, большего. Адреналин вскипает в моей крови от одной только мысли об этом.

– Пожалуйста, – настаиваю я, пытаясь уговорить его при помощи слов. – Вполне логично, что твоя… – я запинаюсь, прежде чем продолжить: – Твоя жена должна сражаться вместе с тобой.

Всадник внимательно смотрит на меня, но, могу поклясться, мои слова заставляют его колебаться. Война смотрит на мои губы так же, как я смотрела несколько секунд назад на его.

Победа почти у меня в руках, нужно только…

Не позволяя себе передумать, обвиваю руками шею Всадника, запускаю пальцы в его темные волнистые волосы. Почему-то я была уверена, что они жесткие на ощупь – как и сам Война, – но нет, они мягкие. Очень мягкие. В ответ на мое прикосновение глаза его едва заметно расширяются.

Привстав на цыпочки, прижимаюсь к его губам. Поцелуй завершается, едва начавшись, – не уверена, что это мимолетное прикосновение вообще можно назвать поцелуем. Однако Всадник замирает, будто пораженный громом. Пораженный и чертовски голодный.

Моя рука соскальзывает с его шеи, пятки вновь касаются земли.

– Получишь еще один, если согласишься взять меня с собой.

Война окидывает меня взглядом, в его глазах горит желание.

– Я знал, что от тебя стоит ждать неприятностей. – Он отводит глаза и потирает рукой подбородок. – Из-за этого мне вдвое сильней не хочется отпускать тебя завтра, однако…

Он снова поворачивается ко мне, его лицо искажено яростью.

– Paruv Eziel ratowejiwa we, pei auwep ror.

Длань Господня защитит тебя крепче, чем дано мне.

Мое тело содрогается, когда его слова проносятся сквозь меня, колени слабеют от одного их звука. Это длится всего несколько секунд, а затем все проходит.

– Что это было? – спрашиваю, потирая руку.

– Язык ангелов. Мой родной язык. – Он смотрит на меня напряженным взглядом. – Я не смогу защитить тебя завтра в бою. Тебе придется самой позаботиться о своей безопасности.

Он что, действительно, изменил свое решение? Всего несколько минут назад Всадник был уверен, что мне не следует лезть в битву. Кто бы мог подумать, что уговоры и скромный поцелуй смогут поколебать его уверенность?

– Это значит «да»?

Вместо ответа Война притягивает меня к себе, вынуждая слегка запрокинуть голову. Я не успеваю даже понять, что происходит, как его губы накрывают мои. Этот поцелуй совсем не похож на предыдущий. Я понимаю это в то самое мгновение, когда наши губы встречаются. Этот поцелуй полон неприкрытой страсти, похож на нож, вонзающийся в плоть. Меня не целовали по-настоящему больше года, но любые поцелуи меркнут по сравнению с этим. Губы Войны обжигают, а объятия крепки до боли.

Мои колени уже подгибались после его слов, теперь они совсем слабеют, и лишь руки Всадника удерживают меня, не позволяя упасть. Он улыбается, не разрывая поцелуя, прекрасно понимая, какой эффект это производит. Его желание разжигает и меня, и я отвечаю на поцелуй – сомневаюсь, что в тот момент вообще могла бы поступить иначе.

Мне еще придется за это ответить… но сейчас мне все равно. Я забыла о том, что такое контроль над собой. Война заставляет меня разомкнуть губы, и в следующее мгновение наши языки встречаются. Его тело греховно, но поцелуи райские на вкус. Мои пальцы ныряют в его мягкие волосы, тело пылает. Если я так реагирую на обычный поцелуй, что будет, если мы зайдем дальше?

Не знаю, кто из нас завершает поцелуй, просто в какой-то момент наши губы уже не сливаются воедино. Пошатываясь, выскальзываю из кольца рук Войны. Теперь не он, а я выгляжу, как громом пораженная. Смотрю на его губы… Никогда еще я не желала так сильно человека, которого бы так же сильно ненавидела. Но у Войны есть и другая сторона, которую я только начала узнавать – он безрассудный и страстный.

Всадник тяжело дышит, мощная грудь вздымается при каждом вздохе. Я думала, он наградит меня одной из своих насмешливых улыбок, но он решительно приближается… с явным намерением продолжить прерванный поцелуй. Я неловко уклоняюсь в сторону.

– Я не могу…

Нужно сказать твердое «нет», но ведь я тоже хочу поцеловать Всадника. Очень хочу. И мне ужасно стыдно.

Взгляд Войны прикован к моим губам.

– Почему не можешь? – спрашивает он.

Я глубоко вздыхаю, пытаясь бороться с нарастающим желанием. Однажды мое либидо захватит власть над мозгом, но не сегодня.

Глядя Всаднику в глаза, отвечаю:

– Потому что завтра ты снова поведешь свою армию в бой, и это разобьет мне сердце.

Тихие и мрачные сборы начинаются еще до рассвета. Хочется думать, что остальные воины с такой же болью, как и я, воспринимают необходимость убивать невинных людей, но, увы, мне этого не узнать.

Я одна из нескольких сотен, кому дали лошадь. Остальные воины пешие – за исключением тех, кто правит гигантскими повозками, которые тоже направляются в сторону города. Эти повозки вернутся в лагерь, набитые добычей.

Я снова жду в стороне от главной колонны. И снова слышу, как стучат в тихом утреннем воздухе копыта жеребца Войны. Всадник выплывает из темноты. В свете факелов его фигура выглядит еще более устрашающе. Смотрю на кровавую шерсть его коня. Деймос – так, кажется, Война называл своего коня.

Подъехав ко мне, Всадник останавливается.

– Береги себя, – серьезно напутствует он меня.

– Постарайся убить не слишком много людей, – говорю я ему.

– Доброго пути, жена. – На его губах появляется улыбка. – Мы еще встретимся на поле боя.

Война устремляется вперед. Солдаты, заметив его, издают приветственные крики, вскидывают в воздух руки с мечами и факелами. Болваны! Процессия медленно трогается, и я вливаюсь в колонну, еду рядом с другими воинами. Нервы натянуты до предела. Мы направляемся в Ашдод, прибрежный город, часть Новой Палестины. Город, где живут сотни, тысячи человек.