Война - Лора Таласса

Пропустите ее.

Я проталкиваюсь мимо Фобосов, чувствуя на себе взгляд Всадника.

– Останови это, – прошу, оказавшись рядом с ним.

С непонятным выражением лица он долго смотрит на меня. Затем отворачивается, устремив взгляд на город. Вот и ответ, он читается в каждой линии его тела.

Нет.

– Останови! – повторяю громче. – Прошу. Это не война.

Это истребление.

Голос Всадника гремит, как раскаты грома:

– На то воля Божья.

Приходится ждать, пока все не закончится. Происходит это чудовищно быстро. Очевидно, мертвые непобедимы – если противник уже мертв, остановить его невозможно. Вскоре крики напоминают не отдаленный хор, а шепот, потом и вовсе стихают. Вокруг что-то меняется. Неуловимо, не могу сказать, как именно, но становится легче. Может быть, общее напряжение спадает? Толпа постепенно приходит в себя. Война опускает руку и поворачивает коня прочь от города, ко мне.

Он останавливается рядом и протягивает руку. Ту же, которой только что поднимал мертвых из могил.

– Aššatu, – зовет он.

Жена.

Ясно, что он собирается опять затащить меня на коня и отвезти в лагерь. Я отшатываюсь и поднимаю глаза, чтобы встретиться со Всадником взглядом.

– Ненавижу тебя, – говорю я тихо. Кровь стучит в висках. – Наверное, я ненавижу тебя больше, чем кого-либо в своей жизни.

Клянусь, на миг Война становится… растерянным. Я делаю шаг назад, и Всадник опускает руку. Медлит еще немного, и я снова чувствую его глубокое сомнение. Несмотря на то, что Война якобы многое знает о людях, с одним он справляться не научился – с нашим настроением.

Он в последний раз окидывает меня тяжелым взглядом и выезжает вперед, чтобы возглавить армию. Наверное, решил, что я вместе с его воинами пойду в лагерь пешком. Но нет. Я статуей застываю на месте, наблюдая, как воины уходят той же дорогой, что пришли сюда. Оборачиваюсь к горящим руинам Ашдода. Сердце сжимается. Иерусалим в последние минуты выглядел так же? Если бы я стояла тогда на Масличной горе и смотрела на родной город, он был бы он таким же тихим, замершим, мертвым?

Дрожа, делаю несколько шагов в сторону города. Возможно, это мой шанс. В городе наверняка найдутся велосипеды, лодки, еда. Я смогу вооружиться, собраться в дорогу и сбежать. Быстро обернувшись, проверяю, не ищут ли меня. Но нет, никто даже не обернулся мне вслед.

Почему меня не пытаются остановить? Тревожная мысль вспыхивает в сознании, и я вновь поворачиваюсь к Ашдоду. Делаю еще несколько шагов по дороге и решаю: нужно торопиться, если я действительно хочу бежать. Война наверняка вернется за мной, и можно только вообразить, как он будет зол. Подгоняемая этой мыслью, бегом направляюсь к городу.

Над улицами Ашдода кружит пепел, пахнет дымом и горелой плотью.

Как в тех историях… Теперь я их понимаю. Улицы, заваленные костями; кладбища, засеянные, подобно полям, но не семенами, а трупами. Наклонившись, подбираю бедренную кость скелета, который лежит на дороге. Перебив всех, кто оставался в городе, мертвецы вновь превратились в прах. Холодок пробегает по спине, когда я замечаю трупы тех, кто погиб сегодня, и останки тех, кто умер давно.

Так, теперь нужно найти велосипед.

Рыскаю по улицам, ищу уцелевшие велосипеды, стараясь не пугаться жуткой тишины. Я так увлечена поисками, что едва не пропускаю тихие шаги за спиной. Оборачиваюсь, но уже слишком поздно.

Огромный мужчина всего в нескольких метрах от меня. Он мчится ко мне, занеся над головой меч. У меня считаные секунды, чтобы достать оружие. Он обрушивает меч на меня, и я вскрикиваю, отражая атаку. Его меч ударяет о мой, более короткий. Чтобы не подпускать противника слишком близко, приходится держать оружие обеими руками.

Я смотрю мужчине в глаза. Вот черт! Они стеклянные, как у куклы, и слегка затуманенные. Но хуже всего то, что в глубине глаз ничего нет – ни разума, ни любопытства, ни личности. Человеческая душа существует, обязана существовать, но глаза этого человека искра жизни уже покинула.

Пинаю противника ногами, отталкиваю его и выигрываю несколько драгоценных секунд. Теперь я могу его рассмотреть: не только глаза мужчины кажутся неправильными. Он истекает кровью – на животе у него большая рана, кожа стала пепельно-серой. Этот человек сражается, но нет никаких сомнений: он мертв.

Успеваю снять лук с плеча, прежде чем зомби снова бросается в атаку. Стрелы гремят в колчане, я выхватываю их одну за другой. Чувствую себя идиоткой. Я пришла сюда, уверенная, что действие магии, с помощью которой Война поднимал мертвых, закончилось. Как можно было так ошибиться? Вероятно, я заслуживаю подобной смерти.

Зомби продолжает наступать, а я могу только отражать его удары. Надеюсь, мой меч достаточно остер для настоящей резни – одним уколом труп не остановить. Я хватаю мужчину за запястье и тут же едва не выпускаю его. Его кожа ледяная, и… рука слишком твердая… или, наоборот, слишком мягкая, там, где не должна. Это совершенно ненормально! Секунду спустя опускаю меч на его запястье и начинаю пилить кость. Противник вырывает руку, и я чуть не падаю на него. В панике выхватываю кинжал из ножен и, морщась от отвращения, вонзаю ему сначала в один глаз, потом в другой. Если он не будет видеть, возможно, мне удастся спастись.

Напоминаю себе, что этот человек уже мертв, он всего лишь марионетка в чужих руках и боли не чувствует. Я почти уверена, что это действительно так. Зомби отбрасывает меч и хватает меня за горло. Теперь моему слепому противнику не нужно видеть меня, чтобы убить. Он и без глаз запросто оторвет мою тупую башку.

Я еще отчаянней начинаю пилить его руку, но все бесполезно. Тогда я упираюсь ему в грудь – сначала одной ногой, потом второй. Перед глазами мелькают черные точки. Я задыхаюсь.

Захлебываюсь водой…

Нет, нет, нет! Только не снова.

Снова бью зомби ногой в грудь, вырываюсь из захвата.

Мои руки соскальзывают с его шеи, я падаю на землю, хватаю воздух ртом. Зомби снова бросается на меня, но я успеваю откатиться в сторону. Меч словно по волшебству вновь оказывается в моей руке. Тяжело дыша, встаю на ноги. Мертвец копошится, пытаясь подняться. Этого нельзя допустить! Крепко зажмурившись при мысли о том, что я собираюсь сделать, обрушиваю меч на шею мертвеца.

Меч разрубает плоть, но он и правда недостаточно острый. Чтобы отсечь зомби голову, приходится нанести очень много ударов. Стыдно признаться, но все это время я кусаю губы, пытаясь сдержать крик – а вдруг рядом бродят другие монстры?

Чтоб его, этот день и всю его мерзость!

Мне удается отсечь зомби голову, но тело продолжает двигаться. Руки молотят по воздуху, ноги брыкаются. Он продолжает с прежним энтузиазмом двигаться к цели. Отшатываюсь, спотыкаюсь и падаю на задницу. Больно. Зажимаю рот ладонью, сдерживая стон, готовый сорваться с губ. Зомби поднимается. Теперь он без головы, и его слегка шатает.