Пресс-хата для Жигана - Сергей Иванович Зверев

Они смотрели друг на друга, уносясь по волнам памяти в прошлое, опутанное рядами колючей проволоки, огороженное сторожевыми вышками, охраняемое вертухаями и овчарками.

Услужливая память возвращала Жигана и Филимона в исправительно-трудовую колонию номер шесть, расположенную в Кировской области.

Туда, где они впервые встретились…

Исправительно-трудовая колония номер шесть зализывала раны после бунта.

Беспорядки устроил уголовный авторитет по прозвищу Кокан, решивший занять место «смотрящего» по зоне. Подобрав группу таких же беспредельщиков, как он сам, Кокан предъявил претензии старому блатарю, занимавшему столь теплый и почетный пост.

В результате разборок, вылившихся в скоротечный, но жестокий бунт, Кокан получил перо под ребро. Его шестерки тоже пострадали. Одни отделались дополнительными сроками, другим повезло меньше, и они отправились на лагерный погост гнить в пронумерованных могилах.

Расследовать причины беспорядков прибыла комиссия из Москвы. Перенервничавший начальник колонии, как назло, ушел в глубокий запой и не сумел приготовиться к приему комиссии. В результате проверяющим пришлось самим организовывать выезды на природу, посещения ресторанов областного центра и другие увеселительные мероприятия.

Выводы комиссия сделала самые неутешительные, что и отразилось в материалах официального расследования. Начальника колонии тихо отправили на пенсию по выслуге лет. Самых злобных вертухаев, вызывавших ненависть у заключенных, перевели в другие колонии.

Затем разобрались и с представителями неофициальной власти. Допустившего беспорядки «смотрящего» по зоне уложили в лагерную больничку. Новая администрация попыталась подмять под себя старого блатаря и сделать зону «красной», то есть живущей вне воровских законов и понятий.

Окончательно добитый «смотрящий» с погонялом Архип неожиданно серьезно заболел. Скоротечный туберкулез буквально сжирал его. Архип кашлял кровью и отказывался принимать лекарства. Он медленно умирал, а администрация этому не препятствовала. В конце концов, каждый сам делает свой выбор.

После бунта, в соответствии с инструкциями, часть заключенных разбросали по другим колониям. Так делалось, чтобы пресечь дальнейшие разборки, разрушить былые связи, разбить устоявшиеся группировки. Взамен убывших по этапу приходили новые постояльцы ИТК № 6.

Жиган, отбывавший срок в этой колонии, грустно шутил:

— Свято место пусто не бывает.

Он иногда наведывался в воняющую карболкой больничку. Присев на кровать, разговаривал с задыхающимся Архипом. Несмотря на удушье, вор никогда не отказывался от встреч. Он слишком многим был обязан Жигану.

— Ну, что там новый хозяин? Наводит порядки? — спрашивал, надсадно кашляя, вор.

Он и так получал полную информацию о состоянии дел на зоне от своих шнырей. Но вопросы были данью уважения человеку, который оказал ему неоценимую услугу.

Жиган понимал это, поэтому в подробностях делился новостями лагерной жизни. Архип внимательно слушал, изредка отталкивая собеседника подальше:

— Ты, брат, шнопак-то отворачивай. Я ведь не мастырю для отмазки. Вишь, как красной водичкой сифоню, — при этом он указывал на розовые пятна, расплывшиеся на сероватом пододеяльнике и подушке. — Скоро кранты Архипу. А ты поберегись

— Тебе лечиться надо. По-настоящему лечиться, — твердил Жиган.

Уставший от жизни вор, проведший в местах заключения большую часть жизни, мотал головой:

— Вышел мой срок.

— Не грузи, Архип. Из такой передряги выкарабкался и с хворью справишься, — утешал Жиган.

На что старый скокарь, натужно сипя, отвечал:

— Ты сестру милосердия из себя не лепи. Я никого не жалел и сам в жалости не нуждаюсь. А за Кока на тебе отдельное спасибо Спасибо, что гниду беспредельную на перо посадил. Если бы эта тварь на зоне править начала, многие мужики свой срок как в аду бы тянули. Порядок во всем должен быть

— Это точно, — думая о своем, поддакивал Жиган.

Вор приподнимался, подкладывая под спину подушку. Его впалая грудь сотрясалась от кашля. Сплевывая в полотенце с фиолетовым штампом кровавые сгустки, Архип продолжал:

— Плохие времена идут. Беспредела все больше становится. Молодняк отмороженный попер. Сразу все захавать хотят. Без напряга кайф поймать. Вырождается народец. Мельчает. Воровской закон не признает. А без закона какой порядок? Одна беспредельщина по-черному… Устал я ковыряться в булде. Перевести дух хочется.

Голова вора, впадающего в тяжелое забытье, опускалась на грудь. Стараясь не скрипеть пружинами панцирной койки, Жиган тихонько поднимался и бесшумным шагом выходил из палаты.

Вскоре Архипа, похожего на истаявшую восковую свечу, увезли в больницу закрытого типа для осужденных, больных туберкулезом.

Бунт в колонии № 6 постепенно становился историей со своими передаваемыми из уст в уста легендами. Долгими вечерами, после отбоя, местные старожилы делились воспоминаниями. Каждый старался приукрасить собственную роль, выставить себя в выгодном свете. А те немногие, кто знал правду, зря язык о зубы не терли, памятуя о наказе Архипа. Покидая зону, «смотрящий» приказал не упоминать ни имени, ни погоняла того, кто убил Кокана.

— …если кто лишнего вякнет, грызло расплавленным железом залью, — пригрозил «смотрящий», покидая зону.

Его наказ выполнялся беспрекословно. Лишь иногда, при появлении Жигана, зэки украдкой указывали на него глазами, при этом многозначительно хмыкая с видом людей, которые знают самые сокровенные тайны зоны.

Жиган никогда не вспоминал ни про бунт, ни про отморозка Кокана. Все это осталось в прошлом.

А прошлым живут либо слабаки, либо глубоко несчастные люди.

Когда наступила последняя зима, которую Жигану было суждено провести за колючей проволокой, на зону прибыло пополнение.

На белобрысого пацана он сначала не обратил внимания.

Худосочный московский шкет загремел за грабеж. В районе Сокольников группа великовозрастных болванов срывала с прохожих меховые шапки. На их беду, шапки лишился и тесть начальника районного отделения милиции.

Чтобы восстановить пошатнувшийся в глазах семьи авторитет, начальник собрал всех оперативников, добавил к ним людей из патрульно-постовой службы и начал ловить налетчиков, что называется, на живца.

Переодетые сотрудники милиции дефилировали по пустынным аллеям. На каждом был меховой головной убор. Наживка сработала. Налетчиков взяли с поличным. В отделении, положив задержанных на пол, стражи порядка пустили в ход дубинки. После серии ударов по подошвам ног парни выдали зачинщика.

Снимать шапки с добропорядочных граждан предложил учащийся техникума Валерка Филимонов.

На квартире Филимоновых провели обыск. В комнате единственного отпрыска под кроватью обнаружили целую россыпь меховых уборов, в которых прожорливая моль уже начала свое пиршество.

Суд отмерил положенный срок, и несостоявшийся специалист в области химической промышленности отправился на зону искупать грехи.

Ничем примечательным Филимонов не выделялся.

В отряде к нему быстро приклеилось погоняло Филимон. Парнишку, как любого москвича, выходцы из провинции слегка недолюбливали, но зря не обижали. Человек ведь не выбирает место рождения.

Все изменилось, когда в отряде появился колченогий киргиз с неблагозвучным прозвищем Малахай.

По вестям с воли, киргиз попался на торговле наркотой. Он привозил с исторической родины забористую анашу и экстракт опиумного мака. Анашу толкали на базарах уральских городов,