Они найдут меня сами - Александр Литвин

— Ну что, Саша, что скажешь?

— А я пока не смотрел, тут две барышни фотосессию устроили. Я не мешал им.

— Ну, походи, посмотри, мне очень важно, что ты скажешь.

Я стоял перед могилой, над которой возвышался памятник. Я не готовился и специально ничего не читал про поэта. Я знаю про него только то, что проходил по школьной программе, я знаю его стихи и песни, написанные на его слова, и еще я знаю, что он не самоубийца. Я держал в руках его вещи, его рукописи и красивую шкатулку, что подарила императрица. Этого уже было более чем достаточно. Но что сейчас я должен почувствовать? Что увидеть?

Я не знал, с чего начать. Я смотрел на памятник и просил: ну скажи, что надо мне сообщить твоей племяннице, ей, так ждущей моих слов. Или твоих? Я закрыл глаза и слушал. Памятник молчал. Молчало все, и от этой тишины у меня возникло ощущение какой-то тотальной пустоты, как будто я стою в огромной белой комнате, в которой не видно стен, и, кроме меня, в этой комнате никого нет. «Его здесь нет». Оказалось, я проговорил это вслух.

— Что, что ты сказал? — Лицо Светланы Петровны напряглось, ее светло-зеленые глаза стали просто изумрудными.

— Его здесь нет.

Холод обдал меня с головы до ног. Меня основательно встряхнуло.

— Поедем к нам, отогреешься, я смотрю, ты совсем замерз.

В машине Светлана Петровна долго молчала, уже перед домом она повернулась ко мне.

— Что ты видел?

— Я видел какую-то бескрайнюю комнату с белыми стенами, я знал, что стены есть, но они были так далеко, что только угадывались. Но его я не видел.

Мы поднялись в квартиру, Светлана Петровна налила мне чаю, а сама закурила свою «Приму». Она сделала глубокую затяжку и затушила сигарету.

— Я много лет добиваюсь эксгумации. Я не могу пробить эту стену. Когда умер Сергей Александрович, на похоронах, вот на том самом месте, на кладбище, была вся моя родня, и бабушка, Татьяна Федоровна, и моя мама, Александра Александровна. Она тогда уже достаточно взрослой была, пятнадцать лет ей было, и она очень хорошо все запомнила и мне рассказала, как все происходило. Сколько было народу, кто что говорил, как батюшка отпевал, все в деталях, в цвете, все очень подробно рассказывала. Когда пришло время хоронить мою бабушку, Татьяну Федоровну, моей маме было сорок четыре, а мне семнадцать. Было принято решение похоронить бабушку рядом с сыном. Места было немного, и могилу копали впритык к могиле Сергея Александровича, очень близко. Когда опускали гроб, часть края могилы обвалилась, и обнажился гроб из соседней могилы. Моя мама тогда только мне сказала, что она увидела. Гроб был другой. Она хорошо помнит тот гроб, в котором хоронили Сергея Александровича. Гроб был другой, и кто в нем, я не знаю. Так что ты все правильно увидел. Нет его там. Нет.

Светлана Петровна принесла толстенную папку, набитую документами, там была и личная переписка родственников, свидетелей событий, там были оригиналы уникальных документов в виде опросов свидетелей, там были настоящие фотографии места происшествия, какие-то справки и счета, финансовые расписки и заключения медицинских экспертов, чего там только не было.

— Я занимаюсь этим расследованием практически всю свою жизнь, но, видимо, и ее не хватит. Кто-то очень не хочет, чтобы эта тайна была раскрыта. Я не хочу никого обвинять, я только хочу, чтобы прозвучало одно: он — не самоубийца!

Она достала фотографию. Похороны. Стоит батюшка и еще несколько представителей духовенства. Они отпевают ушедшего.

— Ну посуди сам, двадцать пятый год, служба по всем канонам! Все родственники уверены, и об этом говорят их письма, и как в какую-то стену! Ответ однозначный — нет!

— Светлана Петровна, но то, что я вижу и чувствую, не будет иметь никакого влияния на принятие решения! Если игнорируются реальные факты, подтвержденные реальными документами, что же говорить о вещах неосязаемых?

Светлана Петровна закурила очередную сигарету. Она смотрела на меня в упор. Ох, какой же у нее жесткий взгляд!

— Ты знаешь, для чего я тебя нашла? Для себя! Чтобы мне хотя бы лично быть уверенной в этом. Я всегда это чувствовала и знала, но мне нужна была еще одна точка зрения. Извини, что я тебе устроила проверку, но уж очень важно мне было знать, что ты сможешь разобраться. Я не знаю, как я использую твои слова, по крайней мере они говорят, что я на правильном пути.

Возвращаясь домой, я думал о Есенине. Ведь ему было всего тридцать. Тридцать лет и вечная любовь миллионов. Христу было тридцать три. Все, кто повел за собой миллионы, были удивительно молоды. От старых не приходится ожидать свершений, опыт для них является сдерживающим фактором, ограничивающим свободу. Если бы Есенин был несвободным, разве смог бы он так написать о воле? Нет, это было убийство! Плановое, скрупулезно продуманное и хладнокровное убийство, совершенное по всем правилам конспирации и запутывания следов! Это была целая операция! Я приеду и посмотрю китайскую грамоту. Что скажет древняя наука об этой дате?

Помня свой недавний опыт с камнями, первым делом я пошел в душ. Вода — она нужна мне не меньше воздуха. Тридцать минут под проливным дождем, и я снова в форме. Я обещал Светлане Петровне рассмотреть кандидатуры реальных заказчиков, а возможно, и исполнителей. Я помнил, что моя основная цель сейчас другая, но отказать не мог. Интуиция говорила мне, что времени у Светланы Петровны в обрез, и когда она сказала, что, возможно, ее жизни не хватит, холодок-то пошел, пошел. Она нездорова, держится исключительно на собственной воле и еще вот на этом своем желании поставить точки над «i».

Я просмотрел множество фотографий из папки, предоставленной мне Светланой Петровной, но остановился только на одной из них: как же мне в тот момент стало нехорошо. Я работал по тому же двоичному коду. Кто убил Есенина? Да — нет. Но вот я беру одну фотографию, и мне резко становится нехорошо. На обороте фотографии — надпись. Я не буду называть это имя. Даже сейчас это опасно. Я скажу его Светлане Петровне, она наверняка думает о нем же. Набрав это имя в поисковике, я был удивлен. Он оказался фактически легендарной личностью, руки которой были по локоть в крови, и я уверен, что в крови Есенина тоже. Убийца был опытный, он уже убивал таким образом и так же инсценировал одно свое деяние под самоубийство. Интересно, почему эта личность не попадалась мне раньше? Ведь я достаточно много читал, но нигде, ни в одной книге, он мне ни разу не попался, а тут целый вечер я изучаю его биографию, понимаю, какое это вселенское зло, и мне крайне неприятно этим заниматься, мне кажется, что я сам весь измазан кровью.

Я аккуратно сложил фотографии в папку и опять пошел в душ. Сейчас мне нужен был даже не дождь, а водопад, и он был в моей копилке эмоций, водопад, под которым я стоял, трясясь от холода в жаркий июньский полдень, пробежав перед этим километров пять по сопкам, с полной боевой выкладкой. Когда тебе девятнадцать, холодная вода не страшна, зато воспоминаний на всю жизнь, и иногда они бывают просто необходимыми. Вода отбила грязь, и мне стало намного легче.