Итальянский любовник - Шэрон Кендрик

– Синьор Карделли?

Лука резко обернулся, с удивлением обнаружив тревогу на лице своего адвоката.

– Вам плохо, синьор? Вас тошнит?

Кровь вновь прилила к лицу Луки. Он покачал головой.

– Нет, друг мой. Совсем не тошнит, – сказал он решительно.

Наступал его черед брать дело в свои руки. Что он должен был сделать еще несколько недель назад.

Ева весело попрощалась с сотрудниками, но, когда она направилась к своей машине с водителем, улыбка исчезла с ее лица. Тяжело было изображать, что ничего не происходит. Она не знала, надолго ли ее хватит. Рано или поздно она собиралась рассказать все редактору Клэр. Лучше было сделать это как можно скорее, пока сама Клэр или кто-нибудь еще не отгадают ее секрет. И не надо быть членом областного отдела по борьбе с преступностью, чтобы догадаться. Дважды этим утром ей приходилось покидать студию, тайком сбегая в туалет, где ее сильно рвало. У зеркала она снова покрывала щеки румянами, надеясь, что выглядит сносно. Она понимала, что будет мало толку от ведущей утреннего шоу, которую постоянно будет рвать. И даже если тошнить ее будет не так часто, то рано или поздно всем станет очевидной ее беременность.

Нет. Она сейчас же должна поговорить с Клэр.

Она вышла на бодрящий свежий воздух, довольная тем, что вырвалась из душной студийной атмосферы. Не успела она найти глазами свою машину, как сердце ее отчаянно забилось. Потому что, прислонившись к серебристому автомобилю, стоял человек, своей неподвижностью напоминавший мраморную статую. Одет он был в черное, и это делало его волосы и глаза похожими на темную ночь. На одну нелепую и бредовую секунду она подумала о том, чтобы убежать обратно в студию, подобно женщине, ищущей убежище от бури. Но она понимала, что не может этого сделать.

Она должна была встретиться с ним лицом к лицу.

Он изучал ее почти одержимо, пытаясь разглядеть признаки. Любые признаки. Но толстое пальто окутывало ее, как большое теплое облако. Все, что он смог увидеть, – это ее бледное лицо и серо—зеленые глаза, смотрящие на него с холодным блеском.

Он сделал шаг навстречу.

– Здравствуй, Ева.

– Я не хочу с тобой разговаривать.

Отчаянным взглядом она окинула парковку, пустынное прибежище для шикарной серебристой машины и ее хозяина, стоящего рядом. Где же, черт возьми, ее водитель? Он ни разу еще не опаздывал.

– Думаю, нам все—таки надо поговорить, – твердо сказал он.

В прошлый раз его застали врасплох. Он сорвался, вспылил, начал рвать и метать. Таким поведением ничего нельзя было достичь. А Лука привык достигать своих целей.

Она повернулась к нему, не будучи готовой к тому эффекту, который он на нее произвел. К тому, как забилось ее сердце. К этой слабости в ногах. Ей надо было чувствовать к нему лишь презрение, ведь и он ее презирал… Так почему же ей так сложно было удерживать это чувство? Почему где—то в глубине затаилось безумное влечение к нему? Она сурово напомнила себе, что это лишь физическое влечение. А она была выше этого. Гораздо выше.

– Мне кажется, ты не совсем понял, Лука, – спокойно сказала она. – С минуты на минуту приедет мой шофер, я сяду в машину и поеду домой. Без тебя.

– Боюсь, ты в этом ошибаешься.

Она уставилась на него непонимающими глазами.

– Твой шофер уехал. Я его отпустил.

– Ты его отпустил? – повторила она, не веря своим ушам.

Он указал на длинную серебристую машину.

– У меня есть автомобиль, и я отвезу тебя, куда захочешь, но мне нужно с тобой поговорить, и я поговорю обязательно. Ты должна со мной поговорить.

Она еще сильнее запахнула пальто.

– Я ничего тебе не должна, особенно после всех презренных обвинений в мой адрес.

Он вновь кивнул, глубоко вздыхая.

– Я не имел права обвинять тебя, но я был…

В ее глазах появилось любопытство.

– Ты был что?

Он вздохнул.

– Я почувствовал, будто вся моя жизнь взорвана и взлетела на воздух.

– Так мысль об отцовстве тебя не прельщает? – дерзко сказала она, потому что только это казалось ей верным способом скрыть обиду, – так больше и говорить не о чем, разве не так?

Он застыл на месте.

– Ты хочешь сказать, что больше нет ребенка?

Ей понадобилось время, чтобы понять смысл его слов. Но когда он до нее дошел, она почувствовала очередной удар по самому уязвимому месту. Как он мог, как смел подумать такое?

– Господи, Лука, – задыхаясь, сказала она, будто ее и вправду ударили, – ты обо мне настолько плохого мнения, что хуже некуда!

– А что я должен думать? – яростно спросил он, – когда ты отказывалась отвечать на мои звонки!

– На звонки твоего юриста, – поправила она. – Я не хочу заключать сделки, поэтому и не брала трубку.

– Ну и?

– Ребенок все еще есть, – медленно проговорила она. – Но не забивай себе голову такими пустяками. Это мой ребенок, и к тебе он не будет иметь никакого отношения.

Он заметил, что ее зубы начинают стучать.

– Садись в машину! – сказал он.

– Нет.

– Прошу тебя!

Его голос был обманчиво мягким. Ева почувствовала себя настолько слабой от шквала эмоций, которые он вызвал, и просто оттого, что снова его увидела, что не нашла сил отказаться.

– Катись ко всем чертям, – невнятно сказала она, но осталась стоять на месте.

Он открыл дверцу и попытался посадить ее на сиденье за руку, но она оттолкнула его руку.

– Я не инвалид! Я просто беременна.

Испугавшись, что кто-нибудь из сотрудников может ее видеть, она беспокойно осмотрелась. Убедившись, что вокруг никого нет, она вздохнула с облегчением. Он обратил внимание на ее реакцию, и это сказало ему о многом. Так, значит, никто не знает. Она держала свою беременность в тайне. Но почему?

Он включил зажигание.

– Куда ты хочешь поехать?

– Домой.

Она прислонила затылок к подголовнику и закрыла глаза, провоцируя его на разговор, на обвинения и разглагольствования. Но, к ее удивлению, он молчал. Тепло и скорость машины убаюкали ее, еще раз напомнив о накопленной усталости. Но усталость теперь становилась для нее привычным ощущением.

Он внимательно наблюдал, как ее дыхание становится все глубже и равномернее. Она заснула. Его руки немного расслабились на руле. Пальто из бараньей кожи приоткрылось: ее бедра были разведены и расслаблены во сне. Он почувствовал неожиданное и непрошеное возбуждение. И постарался сосредоточить взгляд на дороге.