Стратегия воздействия - Макс Глебов

– Мой Фюрер, наши солдаты действительно лучшие в мире, – аккуратно подбирая слова, произнес Гальдер, – и они в очередной раз блестяще доказали это, окружив и разгромив русские армии под Брянском и Вязьмой. Вы совершенно правы, если бы не распутица, наши танки уже шли бы по центральным улицам Москвы. Тем не менее, ситуация видится не столь мрачной, как вы только что нам описали. Оперативная пауза позволила нам подтянуть дополнительные силы из Европы и Африки. Как только ударят морозы, а метеослужба обещает, что это случится в ближайшие дни, земля замерзнет, и мы немедленно возобновим наступление, которое советы не смогут остановить. Мы, наконец-то подавили сопротивление окруженных русских частей, и теперь ничто не мешает нам сосредоточить все силы на ударе по вражеской столице.

– Русские тоже использовали паузу в боевых действиях для укрепления своих оборонительных рубежей, – слова начальника генерального штаба не убедили Гитлера. – На момент окружения нами основных сил их Западного и Резервного фронтов путь к Москве был открыт, а сейчас на Можайскую линию укреплений подошли их войска. Я хочу услышать внятный план прорыва этой полосы обороны противника и реальные сроки взятия советской столицы.

– Противник стянул на этот рубеж свои последние силы, – поддержал Гальдера генерал-фельдмаршал фон Браухич. Это плохо обученные ополченческие дивизии, курсанты московских военных училищ и части, собранные из остатков разбитых армий, сумевших вырваться из Киевского, Вяземского и Брянского котлов. Кроме того, адмирал Канарис утверждает, что его агентам удалось получить информацию о ходе переговоров между Москвой и Вашингтоном по поводу военных поставок. Как нам стало известно, они не смогли договориться. Это значит, что теперь русские не получат от США сотни самолетов и танков и тысячи тонн взрывчатки и порохов, на которые они рассчитывали. Опираясь только на собственные ресурсы, советы не смогут не только отразить наш удар, но даже задержать танки Гота и Гёпнера на сколько-нибудь значительное время.

– Сроки, господа! Я собираюсь устроить на Красной площади парад в честь нашей победы, и хочу услышать от вас точную дату взятия Москвы.

– Наши танки войдут в ворота Кремля до конца ноября, мой Фюрер!

– Наконец-то я услышал что-то конкретное, – с мрачным удовлетворением кивнул Гитлер, – а теперь перейдем к деталям операции. Насколько я понял, вы предлагаете провести демонстративное фронтальное наступление пехотными дивизиями при поддержке одного танкового корпуса.

– Да, мой Фюрер, – подтвердил Гальдер, – но это лишь сковывающий удар, который заставит красных удерживать свои войска на занятых позициях. Наши главные силы будут задействованы в другом месте. Изначальный план предполагал удары на Калинин и Тулу с последующим обходом Москвы с севера и юга, но существенное усиление группы армий «Центр» за счет прибывших резервов позволило нам сосредоточить усилия непосредственно на вражеской столице. Через сутки после начала наступления пехотных дивизий танковые группы Гота и Гёпнера нанесут два фланговых удара с целью окружить вражеские войска, занимающие позиции на Можайской линии обороны, отрезать их от Москвы и разгромить в котле, не дав русским отступить в город и втянуть нас в затяжные уличные бои. После замыкания кольца окружения восточнее Рузы Москва окажется беззащитной, и мы возьмем ее без серьезных потерь.

– Какую роль вы отводите танковой группе генерала Роммеля? Я имел несколько крайне неприятных бесед с Муссолини, и хочу знать, во имя чего мы поставили наши отношения с союзником на грань разрыва.

– Это наш главный резерв, – пояснил генерал Йодль. – Фон Бок использует его, если русские решат нанести контрудар во фланг танковым клиньям Гота или Гёпнера, а также, если сопротивление противника на направлениях главных ударов окажется выше ожидаемого.

* * *

Утром второго ноября я понял, что дальше откладывать разговор с Судоплатовым нельзя. Мне удалось выловить его в коридоре, когда он выходил из приемной Берии. Мой непосредственный начальник куда-то спешил, но, выслушав меня, сделал знак следовать за собой.

– Что у вас, старший лейтенант? – спросил Судоплатов, когда за нами закрылась дверь его кабинета.

– Через два дня немцы начнут генеральное наступление на Москву.

– Основания? – на этот раз Судоплатов воздержался от едких замечаний.

– Продвижение противника к Москве остановилось не только из-за героического сопротивления наших войск, но и благодаря распутице. Послезавтра начнутся заморозки, и немцы снова пойдут вперед. Уверен, к наступлению у них уже все готово.

– О том, что распутица вот-вот закончится, в Ставке знают и без нас, – пожал плечами Судоплатов, – Я понимаю ваше рвение, но ничего нового вы не открыли. У вас все?

– Не совсем. Я могу указать точные направления ударов противника, но мне для этого нужна исходная информация.

Судоплатов хотел было что-то сказать, но вместо этого встал из-за стола, приказал подождать и вышел из кабинета. Вернулся он минут через десять со сложенной картой в руках.

– Знать вам, старший лейтенант, этого не положено, – сказал Павел Анатольевич, разворачивая карту на столе. – Но товарищ Берия кое-что мне рассказывал о ваших аналитических способностях, так что…. В общем, цените доверие.

– Ценю, – кивнул я с серьезным лицом, внимательно рассматривая карту.

Разведданные, на основании которых на карту наносилась текущая обстановка, оказались неполными. Более-менее точно советскому командованию были известны только номера дивизий, находившихся в непосредственном огневом контакте с бойцами Можайской линии обороны. Самолеты-разведчики практически не летали из-за плохой погоды и сильного противодействия немецких истребителей, а радиоразведка в РККА была поставлена не столь хорошо, чтобы заменить собой все остальные способы получения сведений о противнике. Единственным относительно неплохо разведанным направлением оказалось Минское шоссе, но и здесь полнота данных не впечатляла.

– Этого мало, товарищ комиссар государственной безопасности третьего ранга. На основании имеющийся информации невозможно сделать полноценный прогноз.

– Другой карты у меня нет, – усмехнулся Судоплатов, – исчерпывающих данных о противнике не бывает никогда. У немцев даже есть такое выражение: «туман войны». В этом и заключается искусство полководца – уметь принимать верные решения при недостатке информации.

– Принять решение можно, – я пожал плечами, – и прогноз тоже можно построить, но вероятность ошибки будет слишком велика. Я летал над занятой врагом территорией во время операции по деблокаде наших окруженных армий, и многое видел. На вашей карте не указано даже трети войск, которыми располагает враг на Московском направлении. Где-то в вашем «тумане войны» прячутся почти две тысячи танков и без малого миллион солдат и офицеров противника. Всплыть они могут где угодно и в самый неподходящий момент.

– Критиковать разведку я и сам умею, старший лейтенант. У вас есть конкретные предложения?

– Ночной разведывательный полет, причем сегодня, иначе будет поздно.