База-500. Ягдкоманда - Алекс фон Берн

Значит, новый начальник штаба батальона добрался до места назначения и принял бразды правления в свои руки. Я посмотрел на подпись: СС-гауптштурмфюрер Вильгельм Вахман. Хм… знакомое имя… Я несколько минут мучительно вспоминал, где я слышал это имя. Бакалейщик из лавки напротив дома тети Софи? Да, его точно звали Вахман, но это абсолютно невозможно: двадцать лет назад ему уже было под пятьдесят.

Я перебрал в памяти еще пару Вахманов, с которыми близко сталкивался в жизни, но из них более или менее подходил лишь один: охранник Вахман из Дахау, которого все звали, — вполне естественно, — «Двойной Вахман». Примерно моих лет, по званию он тогда был шарфюрер… Нет, вряд ли это он. Скорее всего, этого Вахмана я не знаю.

Интересно, кто мне его подобрал в начальники штаба?

Вильгельм Вахман (портрет; ретроспекция)

Вильгельм Вахман. Вполне подходящее имя для полицейского. Но Вахман пришел работать в полицию вовсе не поэтому. Привели его туда две яркие особенности характера: патологическое любопытство к чужой личной жизни и не менее патологическая страсть к демонстрации своей осведомленности в данном вопросе.

Вилли в детстве был способным мальчиком. Он раньше своих сверстников научился читать и писать. Однако отцовская библиотека его не привлекала: для него гораздо интереснее романов Карла Мая и Эмара были письма и дневники родной сестры и ее подруг. Он обожал на правах младшего брата вертеться в компании девушек, не обращавших внимания на тихого малыша, молча сидевшего в укромном уголке и листавшего книги с картинками. Девушки разговаривали о самом сокровенном, не подозревая, что мальчик не пропускает ни одного слова, впитывая все интимные новости и сплетни. Разумеется, многого он не понимал, но информация откладывалась на полочках его маленького мозга, и с течением времени наборы слов, наблюдений и слухов свивались в петли компрометирующих сведений, способных перекрыть дыхание жизни любому, кто так легкомысленно вел себя в присутствии маленького Коллекционера Слухов.

Научившись писать, маленький Вилли завел дневник. Отец, видя старательно пишущего в дневник сынулю, с умилением гладил его по аккуратно причесанной головке. Он не знал, что у Вилли, кроме подаренного ему на день рождения дневника, есть еще один точно такой же — купленный на самоотверженно сэкономленные карманные деньги. Вилли целый год откладывал пфенниги, выдававшиеся ему на сладости, чтобы приобрести точно такую же книжечку, которая и стала его тайным хранилищем дорогого его сердцу Знания о Других.

Свой «легальный» дневник он хранил на полочке, а «тайный» прятал в щель между нижним ящиком и стенкой письменного стола. Иногда ему удавалось похищать любовные записки девушек: это было несложно, потому что малыша наивные влюбленные часто использовали как связного. Тогда он тщательно подклеивал их в дневник, не забывая помечать: где, когда, от кого, кому.

Так еще в детстве Вильгельм Вахман нашел свое призвание: страсть к чужим тайнам. Страсть, ставшую смыслом жизни.

Таланты часто однобоки: неудивительно, что больше никакими другими способностями Вилли не отличался. Когда он пошел в школу, то это стало для него большой проблемой. Он не успевал ни по одному предмету. Все науки казались ему скучными и ничтожными по сравнению с волнующими тайнами реальных людей, живущих по соседству.

Когда Вилли исполнилось шесть лет, умерла его мать. У бабушки было крупное имение в Восточной Пруссии и она забрала детей своей дочери к себе, полагая, что старшему Вахману не хватит времени на отпрысков. Бабушка вознамерилась дать своим внукам истинно прусское воспитание, которое, совершенно очевидно, никак не мог дать им их отец, баварский правительственный чиновник Людвиг Вахман.

Сестра Вилли к этому времени уже была девушкой на выданье, и бабушка лелеяла надежду устроить ей более приличествующее прусской аристократке замужество, нежели досталось ее дочери. Не имеет смысла упоминать о том, что внукам было уготовано действительно достойное домашнее воспитание, — разумеется, в полном соответствии с мировосприятием прусской аристократки.

Однако дочь Людвига, фройляйн Амалия, была вполне современной девушкой и вскоре завела роман с бабушкиным конюшим. Ее можно понять: широкоплечий блондин почти двухметрового роста был бы более уместен в полку прусских гусар, нежели на конюшне поместья, и только проклятые времена ничтожной Веймарской республики закрыли перед ним столь блестящую перспективу. Впрочем, эти же времена, раскрепостив девушек из «приличных семей», открыли перед ним если не более привлекательные, то, несомненно, более приятные возможности.

Амалия Вахман по привычке использовала своего маленького братишку в качестве «посланца амура». А братишка по привычке тщательно заносил в дневник подробности жизни своей старшей сестры и пополнял коллекцию любовных записок. Привыкший к обществу взрослых людей, Вилли был замкнут, молчалив и знал о жизни гораздо больше своих сверстников.

Так безмятежно текла его беззаботная жизнь в атмосфере достатка крупного поместья, в котором отчаянный дефицит послевоенной Германии казался плодом домыслов досужих журналистов и демагогов-политиков.

И внезапно все рухнуло.

Невольным виновником крушения благополучия своей семьи стал именно Вилли. Однажды он подслушал беседу бабушки с нотариусом. Бабушка наконец решила переписать завещание, по которому все ее имущество должно было достаться ее дочери. Дочь, увы, скончалась и бабушке понадобилось несколько лет, чтобы осознать этот факт и смириться с ним. Она решила завещать имение своей внучке Амалии Вахман. «Девушке нужно хорошее приданое, чтобы найти себе мужа из семьи настоящих прусских аристократов», — объяснила она свое решение нотариусу.

Вилли было только двенадцать лет, но проведенные среди взрослых годы помогли ему осознать: его решили ограбить! И он впервые в жизни решил воспользоваться своей коллекцией. Вилли ознакомил бабушку с собранием любовных записок сестры.

Однако все пошло вовсе не так, как он рассчитывал. Потрясенная бабушка несколько раз перечитала свидетельства любви ее конюха и ее внучки, а затем внезапно обрушила весь свой гнев на незадачливого внука:

— Ах, вот как, господин Вильгельм Вахман! Вы, оказывается, принимали активное участие в этом грязном заговоре против меня?! И вы полагаете, что ваше запоздалое раскаяние сойдет вам с рук?!

Бабушкин вердикт потряс Вилли до глубины души: оказывается, он стал соучастником гнусного заговора против баронской чести. Презренные отпрыски баварского провинциала, потомка торгашей, втоптали в грязь честное имя прусских баронов, сподвижников Фридриха Великого и потомков Фридриха Барбароссы! Захлебываясь рыданиями, он пытался что-то объяснить, но бабушка была непреклонна. Если бы Вилли обладал более обширными знаниями и красноречием, он бы напомнил судьбу курляндской герцогини, успешно крутившей роман со своим конюхом. Став императрицей России под именем Анны Иоанновны, она сделала конюха герцогом. Чем не выход из положения?

Однако у бабушки были свои понятия — тем более что императрица была русской, а как гласит русская народная поговорка: «Что русскому хорошо, то немцу смертельно». Короче, через три дня Амалия и Вилли покинули поместье. По дороге им повстречался нотариус, направлявшийся в противоположную сторону.