Старые черти - Кингсли Эмис

— Ладно-ладно, шучу. Вообще-то я только что из «Глендоуэра». Питер там тоже был. Мы втроем обедали. Кстати, весьма неплохо. Можно сесть?

Она неохотно кивнула.

— Почему ты ничего не сказал тогда у Морганов? Мог хотя бы позвонить…

— Случая не представилось. Нет, не так. Наверное, нужно было. Просто не сообразил.

— Позволь поинтересоваться, когда же тебе это пришло в голову?

— Ну… сегодня утром. Не помню точно. Не думал, не думал, а потом — раз, и захотелось приехать.

— И ты решил, что можешь ни с того ни с сего свалиться как снег на голову?

— Так выгони меня. Я уйду, и ты прекрасно это знаешь.

— Все тот же старина Алун?

— В основном да. — Он немного помолчал. — Ну что, поедем покатаемся?

В невинном на первый взгляд предложении скрывался намек из прошлого тридцатилетней давности, когда они с Софи находили удобное местечко за психиатрической лечебницей или, если позволяла погода, в рощице на дальнем конце поля для гольфа, а иногда уезжали за Кейпл-Мерерид и вели себя так, что воспоминания о тех поездках до сих пор волновали Алуна.

— Незачем, — ответила Софи. В ее манере все еще чувствовалось недовольство. — Никто нам не помешает.

— Откуда такая уверенность?

— Я знаю.

— Да, но что именно?

— Скажу чуть позже.

— Нет, говори сейчас.

— Хорошо, — уступила она. — Виктор всегда звонит мне после того, как посадит Чарли в такси, предупреждает. После того как однажды Чарли пробыл в «Глендоуэре» допоздна, а потом отключился в кабине для фотографирования на железнодорожной станции. Хорошо, что старина Тюдор Уиттинхем увидел его, когда возвращался из Лондона, и привез домой на такси, уже другом. Чарли даже не помнил, как его сажали в первую машину.

Алун на мгновение задумался.

— А разве звонок Виктора помешает ему отключиться на станции или еще где-нибудь?

— Не помешает, но Виктор как бы снимает с себя ответственность. Я его понимаю.

— Да, я тоже, а о чем он думает? Неужели не ясно, что у тебя могут быть какие-то свои планы?

— Не знаю. Понятия не имею, о чем они все думают.

— А кто имеет? Раньше ты этим пользовалась?

— Если я и скажу, то, черт возьми, позже.

— Так ты раньше пользовалась договоренностью с Виктором? — спросил Алун некоторое время спустя.

— Считаешь, у тебя есть право спрашивать?

— Абсолютно никакого. Исключительно по старой дружбе.

— Ах ты, мерзавец! Ну, в общем, да, изредка. И не смейся!..

— Конечно, нет. Что он знает?

— Как обычно, все и ничего.

— М-да, я бы сказал, хорошенькая же у вас совместная жизнь!

— Не знаю, как насчет совместной, но в целом неплохая. Он обычно целыми днями в городе, а я — в магазине.

— Да, я помню. А что ты там делаешь?

— Иногда просматриваю каталоги, общаюсь с подружками, когда они забегают, и пью много кофе. Короче, занимаюсь примерно тем, чем Чарли в ресторане. Ничего серьезного. Он все про меня знал, когда женился. Ну, почти все.

— Вы вроде не так уж и долго женаты?

— Не то чтобы очень долго, всего лишь двадцать два года.

— Господи, неужели? — рассеянно спросил Алун. — А детей ведь у тебя нет? Полагаю, что…

— Нет, и, пожалуй, к лучшему. А ты, вижу, забыл, что у меня их никогда не было. Вообще-то некоторым мужчинам не мешало бы выучить домашнее задание, ну или хотя бы повторить кое-что, прежде чем заскочить наскоро перепихнуться. — Она вновь помрачнела, но ненадолго. — А как у тебя дела?

— Нормально. Ничего не изменилось.

— Неужели? Значит, снова будешь навещать старых подруг, живущих по соседству? Сколько их у тебя? Пара десятков? Ты, как всегда, в своем репертуаре.

— Синдром донжуана. Я считаю, чересчур высокопарное название. Знаешь, что говорят? Будто бы он возникает из желания унижать и оскорблять женщин. Ну, может, что-то в этом есть, но если бы все было правдой, то меня бы возбуждали женщины, которые так и просятся, чтобы их унизили или оскорбили, вроде Мюриэль или придурковатой Эйрвен Сперлинг. А, скажу тебе честно, у меня на них не стоит.

Софи почти не слышала.

— Ума не приложу, почему человек, у которого такая замечательная жена, должен путаться со всеми подряд.

— Ты упомянула о домашнем задании, так вот, я помню, что больше двадцати двух лет назад ты говорила мне то же самое, и сейчас повторю свои же слова: это страшно достает. Ты права, я именно должен. Никакого выбора, только необходимость. Проще, мудрее, добрее… принять это. Ладно, к черту все эти годы. Забудь про них. Тебя они совершенно не коснулись. Верь не верь, но я никак не могу вспомнить, как ты выглядела раньше. Сколько бы я ни пытался, всегда вижу тебя такой, как сейчас. Ты совсем не изменилась. Разве это не удивительно, разве не… замечательно… просто… великолепно…

Телефон на лестничной площадке зазвонил тогда, когда уже ничему помешать не мог.

— Должно быть, Виктор, — сказала Софи.

Предоставленный самому себе, Алун окинул безразличным взглядом просторную спальню. Все в ней, начиная с отсыревших обоев, которые, по всей видимости, были инкрустированы драгоценными камнями, и до последней мелочи, выглядело так, словно хозяева ставили себе одну цель — потратить как можно больше денег. В голове Алуна крутились банальные и неизбежные мысли о скоротечности времени. Действительно, много воды утекло, однако, как ни удивительно, почти ничего не изменилось. Все, что он пару минут назад говорил Софи о ее внешности, было, конечно, неправдой; впрочем, по отношению ко многим старым знакомым такие слова оказались бы еще большей ложью. Но, в общем и целом, по ощущениям все осталось прежним. То, что произошло между ними сейчас, казалось таким же, как раньше, ну или не настолько другим, чтобы расстраиваться. Наверное, когда-нибудь это кончится, однако чем меньше оно меняется, тем сильнее походит на прошлое, а главное свойство прошлого — это что теперь его намного больше, чем прежде. Во всяком случае, так представлялось Алуну. Он пошел в туалет.

Вернувшись в спальню, Алун увидел там Софи. Она одевалась.

— Сколько у нас времени?

— Как минимум пятнадцать минут, — ответила она, не глядя в его сторону.

— В свое время я собирался за две с половиной минуты и даже успевал застегнуть запонки и зашнуровать туфли.

— Охотно верю.

Завязывая галстук, Алун посмотрел в зеркало и увидел кое-что, чего не разглядел раньше: наискосок от двуспальной кровати, где они с Софи развлекались, стояла заправленная койка.

— Кто там спит? — спросил он.