Чужая Истина. Книга первая - Джером Моррис

— Ага. Скоро сам себя не услышишь за стонами да матюками. — Сказано было с улыбкой, но прозвучало невесело. Пыхтя и кривясь от боли, бородатый стянул с одной руки длинную кожаную перчатку и запустил ладонь под бригантину. — Спасибо те, малой. Подсоби уж и бригу скинуть, да смотри — глаз с неё не спускай. Сейчас ведь куча сердобольных набежит.

И действительно — от ближайшей полоски деревьев, высаженной в полях специально, чтобы не давать разгуляться суховеям, приближались группы людей. Сражение окончилось меньше четверти часа назад и легко раненные начинали носить раненных тяжело.

— Скинуть-то скинем, но ты подожди. Вот-вот медики подойти должны. За ними в тыл гонца отправили, ещё когда их всадники драпанули.

— Хэх! Да… опозорили Фор-дрим знатно, оставили они пехоту нашим на съедение. И в том есть моя заслуга. — Здоровяк закашлялся, уперевшись длинными, сильными руками в прохладную землю. — Но какая к черту разница? Лекари врачевать энтих кинутся, рыцарей, мать их так. Видел небось, как клин железных вражину сёк? То ведь тоже не прогулка. Покорёженных дворянчиков следом щедро насыпано было.

Эйден нервно оглядывался, помогая товарищу освободиться от бригантины. Он кивнул, хотя во время боя видел очень мало, а понимал ещё меньше. Руки до сих пор дрожали, хотя теперь, возможно, ещё и от усталости. Уж очень тяжёлый был бородач.

— Не неси чушь. Не зря же я тебя сюда пёр. Медики свое дело знают, с благородными закончат и за тебя возьмутся. Главное, что поспели рано. Раньше всех почти.

— Ага… Теперь передо мной будут не тысячи покалеченных, а всего пара сотен вопящих господ, замятых в свои латы. На дюжину полупьяных знахарей. Рви рубаху, парень. Для начала — на мне. Дырку замотаем и то ладно.

До этого дня Эйдену никогда не приходилось перевязывать раны. Как, впрочем, и всерьёз биться. Большое сражение произвело на него по-настоящему сильное впечатление. Настолько сильное, что молодой, воинственный новобранец ринулся помогать малознакомому мечнику, вместо того, чтобы преследовать разрозненные отряды разбитого на голову врага, дорезая обречённых. Внушительная рубленая рана под мышкой выглядела пугающе. Крепкий, поросший курчавым волосом торс был весь заляпан кровью, а правый бок и вовсе блестел невысыхающим глянцем.

— Я только ногу коню подсек и на вялящегося с седла жирдяя высоко замахнулся… Аргх-гха-кх… А-а-а мать… Замахнулся, понимаешь, а какой-то сучонок удачно подрубил. Надеюсь, пронырливого поганца вороны склюют! Или собаки. — Бородатый снова закашлялся, но теперь по-другому, с сиплым, задыхающимся хохотом. — Слышь, что говорю⁈ Собаки склюют!

Эйден видел растущую тёмно-красную лужу у правого бедра мечника. Видел бледнеющие губы, связанные нитями вязкой слюны. Видел странный, лихорадочный блеск в широко открытых глазах. Пытаясь плотнее замотать рану, он не мог понять, почему этот человек говорит о том, о чём говорит.

— Какой же, чёрт возьми, унылый, грязный край! Одна пахота да свиньи кругом. Как вы тут живёте? Солнце весь день голову дурманит, укрыться негде, а всё одно холодно. То ли дело у нас…

Было ясно, что вовсе не солнце дурманит эту косматую голову. Да и мерзнуть у Эйдена тоже не получалось. Наматывая очередной виток сваливающейся и уже перемазанной ткани, он иногда натыкался глазами на жирное алое месиво у бедра бородача.

— Вековые сосны в три обхвата! Густые кроны, сцепившиеся так высоко над головой, что средь бела дня — будто звёздное небо… А воздух вкусны-ы-ый! Дышишь, как пьёшь, на ходу хмелея…

Крупная, сильная рука монотонно скребла рыхлый чернозём, напитанный кровью.

— А охота-а…Зверьё какое! Не то, что те драные кошки, которых мне третьего дня продали, зайцами обзывая.

Эйден хлопотал вокруг раненого и слушал. Слушал о далёких лесных краях. О том, что легко встретить там и невозможно заполучить здесь. О щедрой земле, дающей всё необходимое и даже больше, если не уродовать ее выжегами и плугом. А сам думал о крестьянах, покинувших деревушку Окдлоу не больше дня тому назад. Куда они ушли? Где прятались, когда вокруг только поля, так хорошо подходящие для больших сражений?

— Не помню, благодарил ли тебя… — голос бородача теперь звучал много тише, землисто-серый цвет лица странно контрастировал с мокрой, грязно-бурой повязкой. — Ведь даже как звать не знаю. Но поверь, помощи не забуду. И ещё…

Вокруг уже суетилось много народу. Стоны и проклятья действительно висели в воздухе монотонным гулом. Кто-то кому-то помогал, кто-то требовал помощи, кто-то молил о ней. Бородатый здоровяк что-то рассказывал, вспоминал и обещал. Всё тише и медленнее. А потом вдруг тряхнул головой, силясь сфокусировать зрение и будто борясь со сном.

— А-а к чёрту! Слушай, как там тебя… Меч мой возьми. Да… Хоть так станет, что не зря тащил да нянчился. Да… — кивнув сам себе, он тут же завалился набок. Прямо в чавкающую влажную лужу.

Эйден поднялся на ноги. Спустя секунду кивнул в ответ. Пытаясь вытереть липкие руки о грудь, он радовался, что бородатый так и не заметил отсутствия меча.

Мелкая морось тихонько шептала, касаясь лесной подстилки. Высоко над головой ветер раскачивал голые тёмные ветви, но костер горел на удивление ровно. Огненные языки плавно и уверенно съедали дрова, давая достаточно тепла и почти не создавая дыма.

— Битва при Окдлоу, — задумчиво протянул Салагат, — Я кое-что слышал. Гремело ведь знатно. Это начало апреля, верно?

— Да.

— И с тех пор ты видел немало подобного, но всё же не забыл слова этого… человека. — Эйден не ответил, он забрался чуть глубже под упавшую ель и отщипывал зубами горячее мясо с прута. — А покажи на себе, как именно ты его перевязывал?

— К чему это всё? Упреками меня не задеть. Откуда мельнику знать, как сделать лучше? О повязке колосом я тогда и не слышал, — нетерпеливым движением руки юноша изобразил в воздухе зигзагообразную линию. — Важно другое. Несмотря на всю ту кровищу, в нём ещё оставалось достаточно жизни. Достаточно, чтобы помнить главное. Эссеф –дремучая земля, отгороженная от агонизирующей Бирны древнейшими, непроходимыми лесами. При этом, как ни крути, остаётся частью когда-то единой страны. А значит — наш язык… и почти наши порядки, — добавил он чуть менее уверенно. — По крайней мере — они не жрут человечину, как в диком Меланоре.

— Звучит разумно. — Салагат механически покручивал свою долю крольчатины над костром, посматривая на неё достаточно равнодушно. — И я не собирался тебя задевать. Просто обращал твоё