Битва Ведьмака - Джозеф Дилейни

Но разве не могла она спокойно отравить и меня? И потом я понял. Наверное, служанка доложила, что я не прикоснулся к ужину. Вот почему Вюрмальд поехала за Тиббом. Вместе они отберут у меня ключи!

Казалось, комната начала вращаться, сердце забилось чаще. Я пересек спальню, прошел по коридору и начал спускаться по лестнице. Нужно уйти из Рид-Холла, вернуться в Даунхем и рассказать Ведьмаку о новой опасности в лице госпожи Вюрмальд. Как она связана с шабашами Пендла? Какое участие принимает в их злобных кознях?

В темной прихожей было три двери: одна вела в кабинет, вторая на кухню и третья в гостиную. Тибб мог находиться где угодно, но и с домоправительницей я встретиться не хотел. Она, естественно, грязной работой не занималась; в кухню заходила, только чтобы отдать приказания, а ночью никто ничего не готовил. Поэтому я без колебаний открыл вторую дверь — оттуда можно выйти во двор и сбежать…

И тут же осознал свою ошибку. Освещенная льющимся из окна лунным светом, у стола между мной и дверью стояла госпожа Вюрмальд. Как будто точно знала, каким путем я попытаюсь скрыться. Может, и здесь ей помог Тибб? Взгляд заметался в сумраке комнаты со множеством темных уголков: вроде бы никаких признаков Тибба, но он такой маленький! Может спрятаться где угодно — скажем, под столом или в буфете. Или даже под ее юбками!

— Если бы ты поужинал, сейчас не был бы голоден, — сказала Вюрмальд холодным угрожающим тоном.

Я напряженно смотрел на нее, не отвечая, готовый в любой момент броситься бежать. Хотя, скорее всего, Тибб был уже позади меня.

— Ты ведь за едой спустился на мою кухню посреди ночи? Или задумал улизнуть, не поблагодарив за гостеприимство?

Только сейчас я заметил одну особенность, на которую не обратил внимания в присутствии отца Стокса, — в интонациях слышался намек на иностранный акцент. Акцент, очень похожий на мамин!

— Если бы я поужинал, сейчас был бы в том же состоянии, что и священник, — напрямик заявил я. — Как-нибудь обойдусь без гостеприимства такого рода.

— А ты, мальчик, не выбираешь выражений. Что же, поговорим начистоту. Твои сундуки у нас; теперь нам нужны ключи. Может, просто отдашь их, избавив себя от неприятностей и страданий?

— Ключи, как и сундуки, принадлежат мне, — ответил я.

— Конечно. Именно поэтому мы хотим купить их.

— Они не продаются…

— Ох, не торопись! Сначала послушай, какую цену мы готовы заплатить. В обмен на сундуки и ключи — жизнь твоих родных. В противном случае…

Я открыл рот, но не смог произнести ни слова. Предложение ошеломило меня.

— Вот ты и задумался, — злорадно улыбнулась она.

Разве мог я теперь прятать ключи? Она намекала, что мой отказ повлечет смерть Джека, Элли и Мэри. Сердце заболело при одной мысли об этом, и тем не менее существовала очень серьезная причина для отказа. В сундуках, видимо, находилось что-то чрезвычайно важное для ведьм; возможно, знание того или иного рода, которое они используют для усиления тьмы. Как сказал господин Грегори, на кону нечто большее, чем безопасность моих родных. Мне требовалось время — время, чтобы поговорить с хозяином. И было еще кое-что странное. Ведьмы очень могучи. Почему бы ей просто не отобрать у меня ключи?

— Мне нужно подумать, — ответил я. — Я не могу принять решение так скоро…

— Даю тебе час и ни секунды больше, — отрезала домоправительница. — Возвращайся в свою комнату и думай. Потом приходи сюда и сообщи мне ответ.

— Нет! — запротестовал я. — Этого недостаточно. Мне требуются день и ночь.

Глаза госпожи Вюрмальд вспыхнули от гнева. Она шагнула ко мне, шурша юбками и клацая по полу остроносыми туфлями.

— Время — это роскошь, — заявила она. — У тебя хорошее воображение, мальчик?

Я кивнул, не в силах говорить, так пересохло во рту.

— Тогда позволь мне нарисовать одну маленькую картину. Вообрази мрачную темницу, унылую, кишащую насекомыми и крысами. Вообрази вонючую яму, где разлагаются замученные мертвецы. Ни один луч света не достигает дна, и все, что есть, — это одна свеча в день — несколько часов желтого мигающего света, чтобы хорошенько разглядеть весь ужас этого места. Твой брат Джек привязан к столбу. Он неистовствует и бредит, глаза безумны, лицо искажено, разум истерзан. Все это наших рук дело, не спорю, однако основная ответственность лежит на тебе. Да, по твоей милости он страдает.

— При чем тут моя милость? — возмутился я.

— Ты сын своей матери и продолжатель ее дела. Ты унаследовал ее дело и ее вину.

Слова Вюрмальд больно задели меня.

— Что вы знаете о моей матери?

— Мы с ней старые враги, — чуть не брызгая слюной от ненависти, ответила она. — И родом из одной страны, только она с дикого севера, а я с утонченного юга. В прошлом мы не раз сражались друг с другом. Однако сейчас у меня появился шанс расквитаться с ней; я одержу победу — несмотря на ее могущество. Сейчас она дома, но даже оттуда пытается воздействовать на нас. Видишь ли, мы не могли проникнуть в комнату с сундуками. Вход для нас закрыт. И она построила этот неприступный барьер, находясь далеко. В отместку мы избивали твоего брата, но он упирался, и тогда мы пригрозили его женщине и ребенку. Наконец он подчинился и пошел за сундуками. Однако комната обошлась с ним жестоко — возможно, потому, что он предал тебя. Видишь ли, из зависти он втайне сделал дубликат ключа. Как только он вынес сундуки, глаза у него закатились, он начал неистовствовать и бредить. Сейчас его тело в цепях в темнице, однако мысли где-то в гораздо более жутком месте. Ну как, представляешь все это?

Не дав мне ответить, госпожа Вюрмальд заговорила снова:

— Его жена тоже там, делает то немногое для мужа, что в ее силах, — то обмывает лоб, то пытается словами успокоить обезумевший мозг. Но ей приходится трудно, очень трудно, потому что и самой есть о чем печалиться. Плохо уже то, что маленькая дочь тает на глазах и кричит от ночных кошмаров. Гораздо хуже, что она потеряла еще не родившегося ребенка — сына и наследника, о котором так мечтал твой брат. Очень сомневаюсь, что бедняжка выдержит новые тяготы. Но без них не обойтись, если только так и можно заставить тебя уступить. Есть ведьма по имени Грималкин, жестокая убийца, которую Малкины иногда натравливают на своих врагов. Она прекрасно владеет оружием, в особенности — с длинным лезвием. И обожает свое дело. Любит убивать и калечить, пытать и причинять боль. Получает удовольствие, щелкая ножницами. Хочешь, я отдам твоих родных в ее руки? Нужно лишь одно мое слово! Так что думай, мальчик. Готов ли ты обречь своих близких хотя бы на еще один час невыносимых мук?.. А тем более — на день и ночь, как ты требуешь?

Мысли вихрем проносились в голове. Я вспомнил ножницы, которые Грималкин вырезала на стволе дуба. Картины, что рисовала Вюрмальд, ужасали, и понадобилась вся сила воли, чтобы не сорвать ключи с шеи и не отдать ей здесь и сейчас.