ПереКРЕСТок одиночества 4: Часть вторая - Руслан Алексеевич Михайлов

проблем на остальной организм. Проснулся я сам, но еще долго лежал неподвижно, пытаясь сообразить, что это за полутемное помещение и почему я слышу непонятный язык. Не сразу, но понимание все же пришло — я на станции Пытливость, а за столом сидят что-то хрипло обсуждающие луковианские полярники, как я начал их мысленно называть. Чуть размявшись прямо под одеялом, убедился, что все конечности вроде работают, пальцы отогрелись, а вот лоб, нос и щеки наоборот «зажглись» и горят так, будто кто-то нахлестал меня по лицу пока я спал. Еще болели глаза, но это не от холода, а перенапряжения глазных мышц, когда я, словно страдающий сильной близорукостью, сквозь мутные стекла защитных очков, немилосердно щурясь вглядывался в туманный сумрак двигающегося ледника. Ощутимо побаливали вообще все мышцы, но болью знакомой и приятной — такая боль приходит на следующий день после посещения тренажерного зала.

Что ж — если это та цена, которую я заплатил за продвижение по леднику и закрепление уже на второй точке, то я готов и дальше платить этой валютой. Лишь бы ледник не потребовал крови…

Откинув шкуру и усевшись, я бросил взгляд на соседнюю койку и увидел безмятежно спящую Милену, обнявшую лежащий рядом ноутбук. Не доверяет луковианцам? Просто привычка? Работала до упора пока не отключилась? Думаю, есть немного истины от каждого из вариантов.

Чуть дальше на узкой койке вытянулся что-то бормочущий Филимон, хотя я не сразу узнал его из-за лежащей на лбу тряпки. Рядом стоял озабоченный Чифф — его тревогу я прочитал даже по напряженной спине и у меня разом пропали остатки вялой сонливости. Поднявшись, я шагнул к ним и открыл было рот, чтобы спросить, но повернувшийся луковианец меня опередил:

— Температура — вздохнул Чифф, бережно убирая в кожаный футляр ртутный градусник — Тридцать восемь и семь.

Судя по до боли знакомому измерительному прибору, градусник родом из СССР. А судя по идеально подогнанному кожаному чехлу, градусник берегли пуще зеницы ока. Оно и понятно…

— Слишком уж он сопереживающий. И везде помочь норовит — тут подхватит, там подбросит, здесь подтолкнет. И все суетится вокруг, покоя себе не дает — вздох старика стал еще горше — Есть у нас одна поговорка характерная. В переводе на ваш язык звучит примерно так: безразличные да безучастные живут дольше да слаще. Не знаю смог ли передать смысл, но…

— Вполне — кивнул я, вставая в ногах постели заболевшего Фили — Он у нас не такой. Давно заболел?

— Третий час как слег и как мы заметили. А до этого все там были — на зубе каменном. Там попробуй пойми, как себя человек чувствует. Да и он виду не показывал. А как вернулись, его разом и зашатало.

— Лекарство — произнес я, поворачиваясь к своему рюкзаку — Аспирин, парацетамол.

Чифф успокаивающе замахал руками:

— Ничего не надо, Охотник. Все что требуется мы уже дали. Сейчас закипит вода и я сделаю еще чаю послаще. И ты иди чаю выпей.

— Касьян?

— Здоров. Спит уже четвертый час. Я проверял.

— Милена?

— Она тоже просто устала — окончательно успокоил меня луковианец — Легла полчаса назад. Но температуру измерить я ее заставил, пока она последние данные вводила в свою программу. Упорная девушка…

— Упорная — согласился я, осторожно шагая по узкому коридорчику между коек к столу — А в этом месте иные не выживают. Что случилось, Чифф?

— С Филимоном? Он…

— Нет, не с Филимоном — сказал я, прерывая его на полуслове — Просто что-то случилось. Сначала я решил, что это связано с болезнью Фили, потому подумал о Милене или одном из вас, но теперь понял, что дело в чем-то другом. Ты напряжен. Твои коллеги напряжены. Вы что-то обсуждаете и делаете это с удивительным накалом эмоций — что странно втройне, ведь я привык к вашему непрошибаемому философскому спокойствию. А раз это так сильно задело каждого из вас — значит, случилось что-то действительно важное и вряд ли позитивное.

Усевшись на свободное место, я уложил ноющие руки на освещенную столешницу и принялся внимательно разглядывать распухшие пальцы. Мороз старался изо всех своих злых сил, но мне повезло отделаться малой ценой. Хотя кожа может и слезет кое-где. На стоящего рядом Чиффа и сидящих рядом со мной луковианцев я не смотрел, давая им время переглянуться. И снова удивление — первым заговорил старик со шкиперской бородкой. Тот, кто за все время нам ни одного слова не сказал, хотя всегда вежливо кивал и улыбался. А тут вдруг заговорил с достаточно сильным акцентом и путая окончания слов с той нарочитой комичностью, какую часто показывают в старых фильмах:

— Сюда большие идти! Нас прогнать! Тэчно прогнать!

— Точно — поправил его Чифф, отошедший к печке и опустивший половник в закипевшую кастрюлю.

— Тычно или точно — все равно прогнать! — желчно возразил старик, зло наморщив лоб — Плохо!

С шумом выдохнув, он добавил уже тише:

— И обидно…

— Обидно — согласился сидящий рядом с ним высокий тощий старик в растянутом свитере, умело скручивая самокрутку — Нечестно. Не по-нашему.

— А можно больше сюжетной стройности? — попросил я — Что случилось?

Поставив передо мной стакан с чаем, Чифф протянул сигарету без фильтра, щелкнул зажигалкой, дождался, когда я сделаю затяжку и только затем уселся, сложил руки на колени и спокойно заговорил:

— Случилось то, что всегда происходит в каждом из миров и, наверное, в каждой из вселенных, когда случается большой прорыв в казалось бы безнадежном деле — из центра сразу же спешит высокая комиссия, чтобы разогнать всех причастных, взять все под мудрый жесткий контроль и взвалить ношу успеха на свои крепкие плечи.

— Так… — медленно выдохнул я, с предельной аккуратностью стряхивая пепел в пепельницу из гнутого куска металла — Вот это звучит совсем нехорошо. Если я сейчас правильно понял, то вы доложили в главный бункер о небольшом прорыве в застойном проекте и…

— И после первого радостного доклада, когда мы добрались до каменной треугольной колонны и закрепились на ней, нас ободрили и попросили беречь себя, но продолжать. Обязательно продолжать…

— Потом мы продвинулись дальше и…

— Закрепились уже на стене. Пока ты спал, мы сбили немало льда и снега на вершине скалы, вбили еще один стальной стержень, выложили в два блока угловую стенку так, чтобы защититься от ветра. Я и Алмо