История мангитской династии - Ахмад Дониш

отморожены, и мы были вынуждены около полутора месяцев провести в одном из русских городов. Мы лечили ноги и руки, пока не приблизилась весна. Заботу о пище и пропитании возложили на плечи бухарских купцов. Каждый волей-неволей что-нибудь приносил и давал. Если бы посол не был глупцом, он бы оставался в столице, а все расходы на пропитание его и его товарищей шли бы за счет государства. Целью его поспешного отъезда было скорее прибыть в Бухару, а не прозябать в дороге, Вывод таков: по глупости он не послушался слов доброжелателя.

Еще одно: после того, как мы побывали в русской столице было объявлено, что эмир бухарский, признав себя покорным [царю], прислал в связи с этим своего сына. Франки этому не поверили и прислали [своих представителей], чтобы проверить это известие.

Однажды переводчик привел в посольский дом одного иностранца, знающего язык, и сказал: «К вам пришел с целью вас увидеть умный и многознающий, владеющий персидским языком человек из страны франков. Он нам рассказал о после, который был с нашей стороны в Руме и что он три дня жил в его доме. Тот был человек невежественный. При этом [забавно то], что по убеждению ваших людей он слыл бухарским Абу-Али [Синой]». Затем, обратившись к послу, он сказал: «Император, великий падишах и вы хорошее дело сделали, что вступили на путь мира и согласия с ним, открыли дорогу для обмена письмами и посланиями. Теперь вам следует заключить письменный договор на пятьдесят, сто лет о союзе и мире, так как спокойствие людей связано с этим». Посол ответил: «Вражда, распри и войны между государями возникают из-за того, что не довольствуются [тем, что имеют]. Первоначально такие-то земли и такие-то места были наши, а эмир Насрулло отдал их эмиру афганскому Дастмухаммаду[215] под пастбища, поскольку тот прибыл в Бухару, как изгнанник. Сейчас они в твоих руках. Такие-то земли и такие-то места также были нашими, а сейчас они присоединены к государству императора. Если бы эти земли были возвращены и каждый бы довольствовался своей землей, то никаких бы смут и вражды не было. Если цель — спокойствие, ты эти области отдай и император пусть тоже отдаст, а мы вернемся назад». Иностранец очень удивился этим словам и спросил у переводчика по-русски: «О чем говорит этот человек, что он имеет ответить на мои предложения? Он говорит что-то противоположное. Нам следует говорить эти слова, а не ему». Переводчик ответил: «Он человек глупый и неотесанный. Неуместно повторял все, что взбрело ему в голову». Иностранец сказал: «Удивительно невежественный человек. Неизвестно, дадут ли [палку], а он претендует на целый климат». Затем он спросил у посла: «Вы когда сеете хлопок и сколько раз поливаете его? Если вам понадобится американский сорт хлопка, то мы дадим его семена. Это очень хороший сорт, высевайте его». Посол спросил: «Ты хочешь коконы шелкопряда?» Тогда я разъяснил ему, что речь идет не о шелковых коконах. Он ответил: «По дороге мы видели на берегу Сыр-Дарьи тысячи мешков с хлопком. Если будет свободный проезд и открытые дороги, то купцы привезут намного больше хлопка, чем теперь привозят». Иностранец засмеялся, поднялся с места и распрощался.

В самом деле, если бы в то время при определенных условиях в определенных обстоятельствах посол вел себя умнее, то, возможно, царь приказал бы вернуть некоторые отошедшие области. И даже если бы молчал, то сами министры вернули бы кое-что в связи с приездом царевича. Или, по крайней мере, он мог бы заключить скрепленный печатями договор хотя бы о том, что между русским государством и нами не будет вражды и войн в течение ста лет. Это, конечно, даст основание избавить наш народ от опасений о том, будет ли в этому году война или нет.

Короче говоря, в таком [плачевном] положении мы вернулись в Ташкент. Царевич рассчитывал на то, что возможно губернатор Ташкента вернет области. Он же дал ему горсть орехов и фисташек и распрощался с ним. Так прибыли в Бухару. Эмир также питал надежду на возвращение некоторых областей. Когда увидал, что мы прибыли с пустыми руками, то очень огорчился. Он понял, что эти неудачи и огорчения произошли из-за его собственной неосмотрительности и из-за глупости его посла. Он спросил у меня: «Очевидно, грязь посла и вас запачкала [вероятно, посол совершал грязные дела]». Я ответил: «Нет, посол не делал преднамеренно или с умыслом ничего такого, чтобы противоречило самопожертвованию и интересам государства. Однако, сколько бы и что бы он ни говорил и ни делал, — все было не к месту. Но вины его в этом нет. Ответственность за это несет правительство и прежде всего за то, что оно назначает подобных лиц на высокие посты и на ответственные дела. Положение его в точности напоминает обезьяну-сторожа». Эмир спросил: «В чем дело?» Я рассказал: «Один садовник сильно привязался душой к обезьяне и выбрал ее себе в друзья. Однажды, выбрав в саду себе удобное место для отдыха, уснул. Обезьяна взяла веер и стала прогонять мух. Но как ни старалась обезьяна, размахивая веером, защитить его, мухи со всех сторон нападали на спящего, залезали в ноздри и глаза садовника. Расстроенная обезьяна схватила камень в десять сир[216] от весов, которым взвешивали виноград, и запустила им в мух. От удара мозги брызнули из головы садовника. Это было наказание за то, что он допустил к делам своего дома и своей жизни недостойного». Эмир сказал: «Что я могу сделать, если кушбеги допустил его к этому важному делу?» Я промолчал, не сказав, что кушбеги еще глупее его [посла].

Однажды мы были на приеме у одного из министров императора. Он сказал: «Я слышал, что вазир Бухары Мухаммад-шах кушбеги хороший человек, но неграмотный. Каким же образом он справляется с делами министерства?» Я ответил: «Он стал вазиром, благодаря многолетней службе. С детства он находился при стремени эмира». Министр сказал: «Я не говорю, что его нужно повесить или заточить в тюрьму и там уморить, но работа министра требует ума и грамотности. Вазир должен обладать умом и владеть пером, чтобы устранять изъяны государства. Персона министра близка персоне падишаха. И тайны падишаха должны быть под силу вазиру. Если министр не будет сам владеть пером, то вынужден будет государственные тайны излагать писцу, а последний не имеет достоинств министра. Непременно тайна будет разглашена». Я ответил: «В нашей стране государственных секретов немного. Мы пребываем в колыбели мира и безопасности. У