📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаЛенин. Дорисованный портрет - Сергей Кремлев

Ленин. Дорисованный портрет - Сергей Кремлев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 109
Перейти на страницу:

И именно это собрание окончательно и бесповоротно опровергло такую веру…»[64]

Не так давно Ленин испытал глубокое, душевно ранившее его разочарование в старшем товарище — в Плеханове, который повёл себя по-барски. Ровесник Ленина — Пётр Струве — стал вторым разочарованием Ленина, и это тоже был сильный удар, обрывающий некие струны в душе… Под впечатлением своего нового невесёлого жизненного открытия Ленин записывал:

«Близнец показал себя с совершенно новой стороны, показал себя „политиком“ чистой воды, политиком в худшем смысле слова, политиканом, пройдохой, торгашом и нахалом. Близнец явился с верой в наше бессилие, явился предлагать нам условия сдачи, и он проделал это в отменно-умелой форме, не сказав ни одного резкого словечка, но обнаружив, тем не менее, какая грубая, торгашеская натура дюжинного либерала кроется под этой изящной, цивилизованной оболочкой самоновейшего „критика“…»[65]

Через два неполных десятилетия Ленин и Струве станут прямыми политическими врагами, и Струве, надолго переживший Ленина, выльет на того много лжи.

Что ж, на классовой войне как на классовой войне…

Как в политическом, так и в нравственном отношении Ленин всю жизнь был полным антиподом таких, как Струве. Ленин никогда не жил и не действовал ради личных интересов. Перефразируя Станиславского, говорившего, что надо любить театр в себе, а не себя в театре, можно сказать о Ленине, что он любил революцию в себе, а не себя в революции и в политике — в отличие от Струве.

А ещё вернее сказать, что Ленин любил в себе тот мир добра, чести и справедливости, который был — он знал это — возможен, но который пока существовал лишь в умах и сердцах небольшой группы единомышленников. При этом Ильич не задумывался — кем будет в новом мире, если тот станет реальностью. Он просто работал на этот будущий мир.

Пётр же Бернгардович Струве и сам никогда так не мыслил, не чувствовал, и не был способен рождать подобные мысли и чувства в других… Как верно определил Ленин, под изящной, цивилизованной оболочкой «интеллектуала» крылась торгашеская натура дюжинного либерала. А Ленин осваивал интеллектуальные богатства, накопленные человечеством, для того, чтобы освободить человечество от торгашества всех струве и их «спонсоров».

После Октября 1917 года это выявилось с очевидностью обнажённого меча. Большевик Ленин встал во главе трудящихся, правый кадет Струве ушёл к Деникину и Врангелю, а затем — в злобную антисоветскую эмиграцию.

Однако накануне нового XX века, когда всякий невольно задумывался о том, что этот век принесёт ему, его Родине, миру в целом, контуры эпохи были ещё размыты, политические судьбы и Ленина, и Струве — неясны…

И Ленин сидел — один в декабрьской ночи Мюнхена, вдали от Родины, от родных и близких, вдали от жены, но — на расстоянии вытянутой руки от того дела, которое становилось делом всей его жизни.

Сидел и думал крепкую свою думу. Ещё из ссылки, из Шушенского, он писал в 1898 году Потресову, сосланному в Орлов Вятской губернии:

«Меня всего сильнее возмущают любители золотой середины, которые не решаются прямо выступать против несимпатичных им доктрин, виляют, вносят „поправки“, обходят основные пункты (как учение о классовой борьбе) и ходят кругом да около частностей…

Мне кажется, что „отчуждённость от общества“ отнюдь не означает ещё непременно „изолирования“, ибо есть общество и общество…»[66]

Бывший товарищ по борьбе Струве уходил в рафинированное «общество», чтобы жить его мелкими интересами, а Ленина давно захватили интересы большого общества, а точнее — трудящейся части общества, и смысл жизни он видел в служении этим интересам.

Итоги прошлого были подведены, важная страница жизни перевёрнута. Перевёрнута не только им самим, но — и Плехановым, и Струве, перевёрнута теми, кто от борьбы отошёл, и теми, кто к ней был готов…

И он сидел — один в ночи, понимая, что последние дни надолго определили его поведение и его жизненный путь.

В СЕРЕДИНЕ апреля 1901 года в Мюнхен приехала Крупская с матерью, и жизнь — в её житейском аспекте — стала постепенно налаживаться. О том, как Владимир Ильич жил один, мы знаем прежде всего из его собственных писем, отправленных Марии Александровне. В целях конспирации он указывал то пражский якобы свой адрес, то помечал письма Парижем, однако написаны они были в Мюнхене, а через Париж и Прагу лишь пересылались. Тон писем в целом бодрый — писано ведь матери, но вот в письме от 6 декабря 1900 года прорывается тоска:

«Какова у вас погода? — вероятно, стоит хорошая зима. А здесь слякоть, осенний дождь, — если всю „зиму“ так будет, это гораздо хуже снега и морозов… Я живу по-старому, болтаюсь без толку по чужой стране, всё ещё только „надеюсь“ пока покончить с сутолокой и засесть хорошенько за работу»[67].

«Болтался» Ленин по Германии не просто так, а с толком, конечно. В тот момент, когда он писал своё недовольное самим собой письмо, уже вот-вот должен был выйти первый номер «Искры»… Но дело — делом, а от невесёлых мыслей не уйдёшь, особенно когда рядом нет ни одного душевно близкого человека — если не считать редких встреч с сестрой Анной, жившей тогда в Германии.

Из письма матери от 26 декабря 1900 года житейская неустроенность Ленина и неопределённость перспектив проглядывают ещё острее:

«…Я ездил на днях в Вену (на самом деле — в Лейпциг для окончательного редактирования первого номера „Искры“. — С. К.) и с удовольствием прокатился после нескольких недель сидения. Но только зима неприятная — без снега. В сущности, даже и зимы-то никакой нет, а так какая-то дрянненькая осень, мокроть стоит… Надоедает слякоть и с удовольствием вспоминаешь о настоящей русской зиме, о санном пути, о морозном чистом воздухе. Я провожу первую зиму за границей, первую совсем не похожую на зиму зиму…

Живу я по-старому, довольно одиноко и… к сожалению, довольно бестолково. Надеюсь наладить свои занятия систематичнее, да как-то не удаётся. Вот с весны это уже наверное пойдёт иначе, и я влезу „в колею“. Пометавшись после шушенского сидения по России и по Европе, я теперь соскучился по мирной книжной работе, и только непривычность заграничной обстановки мешает мне хорошенько за неё взяться»[68].

А через три дня состоялось «историческое» ночное собрание с Потресовым, Засулич и Струве… И оно тонус Ленину, как мы знаем, не подняло…

Выручало то, что надо было много работать. Как писал он матери в письме от 20 февраля 1901 года: «Я вполне здоров, — должно быть оттого, что сравнительно много бегаю и мало сижу…».

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 109
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?