Импульс - Кэтрин Коултер

Женщина сидела у берега между огромными валунами, прижав колени к груди и закрыв лицо руками. На камне перед ней лежала какая-то книга. Ее рыжие волосы — нет, на самом деле скорее русые, с примесью каштанового и светлого — были стянуты сзади в хвост, на лбу алела резиновая повязка. На ней были красные шорты и мешковатая хлопчатобумажная майка.

Женщина плакала. Тихие, глубокие всхлипы шли как будто изнутри, словно она не могла держать их в себе. Горькие всхлипы, или душевные всхлипы, как сказала бы Молли, его мать.

О черт! Она не услышала его шагов. Маркус решил оставить ее в покое. Потом понял, что не может. Он остановился, потом тихо приблизился к ней и опустился на корточки.

— С вами все в порядке?

Незнакомка подняла глаза и с удивлением уставилась на Маркуса.

— Извините, что напугал вас. Не бойтесь.

— А я и не боюсь, — ответила она, и он понял, что это правда. Глаза ее были бледно-голубого цвета и при раннем утреннем свете имели еле заметный серый оттенок.

— Простите за беспокойство, но я заметил вас. С вами все в порядке? Может, я чем-то могу помочь?

Девушке было лет двадцать пять, не больше, как определил Маркус. От слез ее лицо покрылось пятнами. Она была очень хороша собой, несмотря на хлюпающий нос, красные и опухшие глаза, влажные от пота волосы и лицо без косметики.

— Со мной все в порядке, спасибо. Здесь так красиво. Мне казалось, что ни один нормальный человек не встает здесь в такую рань. Но ведь никогда не угадаешь, правда?

— Верно, никогда. Я тоже очень удивился, увидев вас. Девушка слегка отодвинулась, затем встала на ноги.

Она оказалась совсем не такой высокой, доставала Маркусу всего лишь до подбородка.

— Простите, что потревожил вас, — извинился Маркус, ломая голову, что же с ней стряслось. Наверное, парень. Обычная история. На ее левой руке кольца не было. Да, страдает из-за парня, несомненно.

Он кивнул и побежал дальше.

Журнал Маргарет

Бостон, Массачусетс

Март, 1979 год

Я встретила мужчину, и он не ничтожество. И не лжец. На этот раз я уверена. И он тебе нравится, моя дорогая девочка. Его имя Чарльз Уинстон Ратледж Третий. Ничего себе имечко?

Он очень богат — денег у него даже больше, чем у моих родителей, — очень добр и к тому же, кажется, любит меня по-настоящему.

Чарльзу сорок пять лет и у него двое детей. Девочка уже вышла замуж, а сын, Бенджамин, учится в Гарварде. Чарльз вдовец. Его жена, бедняжка, умерла от рака четыре года назад. У Чарльза много собственных газет, правда, я до сих пор не знаю, сколько их, и он ненавидит империи типа Ремингтон-Кауфер, которые скупают газеты и делают их одинаковыми. Я дразню его, спрашивая, чем же отличаются его газеты. Не он ли воздействует на политику? Неужели у него нет личных политических пристрастий, которые влияют на содержание статей? Ох, как он распаляется! Все это происходит после того, как ты ложишься спать, Рафаэлла.

Мы уже целовались, и он так хорош! Мне тридцать пять лет, сказала я ему, самый расцвет. И я беспокоюсь, продолжила я, что он слишком стар для меня и уже потерял интерес к физической близости. Но, Рафаэлла, это оказалось так прекрасно!

Мы впервые встретились на пляже в Монток-Пойнт. Я приехала туда просто так — мне рассказывали, что там очень интересно и что это самая крайняя точка Лонг-Айленда. Помнишь эти выходные? Мы поехали в гости к Стрейгерам в Сатсберри. В общем, Чарльз совершал пробежку и натолкнулся на меня. В прямом смысле слова — сбил с ног. А когда протянул мне руку, чтобы поднять с земли, что-то на меня нашло — что-то сумасшедшее. Я засмеялась, схватила Чарльза за руку и дернула вниз. Он потерял равновесие и упал. Он был так удивлен, что минимум на минуту лишился дара речи. А я просто лежала, хихикая, как дурочка.

И тут вдруг Чарльз улыбнулся, наклонился надо мной и поцеловал.

Это случилось три недели назад. Чарльз попросил меня стать его женой, и я ответила, что скорее всего стану, потому что он умеет жарить отличный стейк, занимается со мной любовью почти каждую ночь и не очень храпит. Сегодня вечером я посоветуюсь с тобой. Знаю, что ты будешь рада за меня — на этот раз.

Я на время прерву эти любовные излияния. Я добралась до него, Рафаэлла, я наконец добралась до Гейба Тетвейлера. Наняла нужного детектива, какое-то убожество по имени Клэнси, и он разыскал Гейба в Шревпорте, штат Луизиана. Он все еще работал застройщиком, что-то в этом духе, но у него откуда-то появилось много денег. Клэнси выяснил, что Гейб «заработал» их внезапно: живя в Новом Орлеане, шантажировал замужних женщин. В общем, Гейб неплохо развлекался с одной местной жительницей, но не столько с ней, сколько с ее одиннадцатилетней дочерью. Клэнси повел себя отлично. Он не стал вмешиваться, просто сделал кучу фотографий о том, как Гейб совращал маленькую девочку. Потом он отправился к матери, а затем они оба пошли в полицию Шревпорта. Гейб за решеткой, впереди суд.

Я так хорошо себя чувствую, как будто раз в жизни сделала что-то стоящее. Надеюсь, ты забыла тот горький опыт. Ты так умна и жизнерадостна, несмотря даже на подростковые гормоны, опустошающие твое тело.

Апрель 1979 года

Я видела его сегодня в пригороде Мадрида, он выходил из магазина под руку с красивой женщиной: у нее оливковая кожа и темно-синие глаза. Я приехала сюда провести медовый месяц и вынуждена видеть Доминика. Какая несправедливость!

Я ничего не стала рассказывать о Доминике Чарльзу. Он считает, что мой первый муж Ричард Дорсетт, герой Вьетнама, был убит в бою. Чарльз поверил и в историю о том, что я сменила свою и твою фамилию обратно на мою девичью — Холланд.

И тут я встретила Доминика. Он, смеясь, брал сумку с покупками из рук женщины и неожиданно поднял глаза и взглянул прямо на меня. Глаза его скользнули по моей фигуре — такой небрежный мужской оценивающий взгляд; затем он повернулся к своей спутнице — той было не больше двадцати двух лет. Доминик не узнал меня. Я была для него незнакомкой.

Я стояла под палящим испанским солнцем, глядя ему вслед, не двигаясь, и слезы катились по моему лицу, и тут рядом оказался Чарльз, он перепугался, думая, что со мной что-то стряслось.

Я стала лгуньей, и, кстати, очень хорошей лгуньей. Я сказала Чарльзу, что у меня внезапно свело судорогой левую икру и что больно ужасно. Тогда он поднял меня на руки, усадил на стул в придорожном кафе и тер мне икру до тех пор, пока я не сказала ему, что боль отступила.

Что со мной происходит? Я ненавижу этого человека, клянусь тебе. И мне страшно оттого, что моя ненависть к нему сильней, чем моя любовь к Чарльзу. Но не сильнее, чем любовь к тебе, Рафаэлла.

Надо заканчивать с этим! Черт побери, ведь Доминик столько лет не появлялся в моей жизни. Должна признать, что выглядит он прекрасно. Ему сейчас не больше сорока пяти, они с Чарльзом почти ровесники, но годы не изменили его облика. Внешность Доминика можно назвать аристократической: длинноватый тонкий нос, длинное стройное тело, узкие руки с гладко отполированными ногтями, изысканная одежда, волосы такие же темные, как много лет назад, только немного побелели виски, но это только добавило ему притягательности. И эти голубые глаза. Твои голубые глаза, Рафаэлла, с легким серым оттенком, если посмотреть повнимательнее.