Легенды Невского проспекта - Михаил Веллер

Он — председателю: да брось ты! ну чо — деложитейское, клевую бабу склеил, а трахается она — ты не представляешь! Вотпослушай, чо делает… Ну, не молодая, но очень ничего, и выпить ставит, хатаобалденная — а кровать!.. а ванна!.. Председатель выспрашивает интимныеподробности про бабу, вздыхает и облизывается. И приказывает: все, ни-ни-…иначе — сам понимаешь! Борец говорит: да она в пять часов за мной к воротамподъедет, ты что, я обязан выйти; нехорошо женщину динамить — иностранка. Чтоона о нас подумает? Дружба народов. — Не сметь!!! — Борец вздыхает: слушай,говорит, ну вот тут… возьми сто франков, что ли, и замнем. Председательколеблется, но говорит: ты что?! — Ладно, двести. А иначе, говорит наш — претпыром! — заложу я тебя, как Бог черепаху: что это ты мне адресок дал, и просилнашу водку продать, и шмотки тебе купить, и вообще не сомневайся — сделаю, чтотебе Монголия будет заграницей. Да хрен ли мне, говорит, вообще этотфранцузский, отродясь я его не знал и век бы не слышал, плевать хотел. Но нашзамполит, говорит, всегда учил, что к подчиненному нужен подход. Вот те подход:ты за меня — я за тебя, поддержу там, похвалю, проголосую. И будь здоров,понял?

И больше его седые стены Сорбонны, а вернееНантера, где расположены гуманитарные факультеты, в течение всего полугода невидят.

Зато видят каждое утро следующую картинупосетители ресторана «Максим». У подъезда останавливается белый ситроенлюксовой модели. Из него выходят вполне ничего еще светская дама и парняга собликом телохранителя, но надменный и шикарный, как помесь лорда с попугаем.Они садятся за столик, и гарсон несет на серебряном подносе хрустальный стаканводки и корочку черного хлеба. Парень залпом выпивает стакан, нюхает корочку, ис маху бьет лакея в морду со словами по-русски: «Как подаешь, скотина?!» Игарсон кувыркается в другой угол зала, а зрители бурно аплодируют этомуфирменному спектаклю. И у знаменитейшего и крайне дорогого ресторанасущественно увеличивается выручка в утренние часы. Зрители специально ходятпосмотреть на экзотическое представление, и оно даже становится одной издостопримечательностей сезона: экскурсионные автобусы тормозят. Правда, гарсончасто меняется. Плюха ему влетает крепкая, как гиря. Но хозяин на роль этого,так сказать, спарринг-партнера стал нанимать отставных боксеров, и всеучаствующие стороны были очень довольны.

Колорит а`ля рюсс! Фирменное блюдо, только унас, недолгое время проездом!

А через полгода им пора расставаться, и дамастрашно рыдает. Она говорит, что не переживет разлуки, что это ее единственнаяи настоящая любовь, и вообще она даже не предполагала, что такие мужчины бываютна самом деле, а не только в легендах. А он говорит, что ему это тоже большенравится, чем бороться на ковре и жрать в спортивных столовых на талоны, но чтоже делать — родина, долг, учебная программа: у него уже виза кончается. Ивообще он уже вкусил досыта нездешних прелестей, и несколько они ему приелись.Хотя, конечно, неплохо: он тоже не предполагал, что райская жизнь и французскаялюбовь возможны наяву, а не в буржуазной антисоветской пропаганде.

Но дама говорит: а если бы тебе продлили визу,дорогой? Ты не мог бы сходить к консулу, ведь это несложно?.. Ты что, отвечает,дура, я и так-то в университете не показывался — а у нас ведь патриотизм игосбезопасность, ты что, про КГБ не слыхала? Да меня в тот же час — подмикитки: на самолет и домой. Но дама в свое вцепилась и отдавать не собирается:знаешь, говорит, мой покойный муж был человек с большими связями, и собственныесвязи у меня тоже есть, так что я попробую похлопотать… Ты не против?..

Чего, говорит, еще полгода такой жизни? — нет,я не против. Но пустая это затея, зря дергаешься.

Однако она хлопочет, развивает деятельность,надавливает на все свои связи, ее покойный муж оказывается чуть ли не школьнымприятелем министра иностранных дел Франции, и в результате ни больше ни меньшеМИД Франции заправляет именную просьбу в советское консульство в Парижепродлить на шесть месяцев визу господину такому-то — в целях дальнейшегоразвития советско-французских отношений, и вообще он очень ценный специалист,его будет во Франции сильно нехватать. Консульство запрашивает председателяземлячества: он у вас что — ого? Ого, подтверждает председатель, получившийнакануне два раза по морде и тысячу франков. Вся, говорит, студенческая работана нем держится, бесценный специалист, и главное — контакты у него правильноналажены… а человек наш, хороший человек, классовое чутье верное; и синякпоглаживает.

И наш остается еще на полгода наслаждатьсяэтим фантастическим существованием. Феерия: эта небедная деловая женщинаодевает его у Диора, возит отдыхать в Ниццу, и даже кофе он научился приниматьв постель, а не на хрен. Да он молодой бог Аполлон: ему двадцать шесть лет, унего мускулатура борца и отличное сложение, он русский мужик кровь с молоком, ана отборной экологически чистой пище и без тренировок — да сил у негоневпроворот, как у табуна жеребцов. Он вошел во вкус, понял себе цену, дамуиногда поколачивает, что приводит ее в восторг: «О-о, эти азиатские страсти!»,и вообще требует личного массажиста, собственный автомобиль, и возить себя вМонте-Карло играть в рулетку.

— Да, — говорит ей с мужицкой прямотой, —женился бы я на тебе, будь ты помоложе. А так — сама понимаешь…

Он в качестве укрепления союза даже предложилплан: пусть она женит его на молодой, а жить они будут продолжать вместе. ВПариже, мол, так вполне принято. Но ей это предложение не понравилось. Она кмысли о женитьбе вообще отнеслась с непониманием: совместное владениеимуществом, знаете… Такому дай волю и право — пусти козла в огород… никакойкапусты не напасешься.

И в конце концов, после года такой жизни,провожающие в аэропорту Орли наблюдают такую сцену: по трапу поднимаетсяроскошно одетый, крепкий, красивый молодой человек, а на нем висит холенаямадам в дорогих мехах, рыдает и покрывает его поцелуями. И вкрапляет в нежныепожелания крайне неприличные русские слова, к восторгу советских пассажиров.

Самое интересное выяснилось по приезде. Он заэтот год в совершенстве таки овладел французским! То есть ни малейшего,разумеется, представления о теории, но прекрасный парижский выговор, абсолютнаяправильность речи и достаточно богатый словарный запас. Еще бы — естественно:такая школа. Наилучший способ обучения иностранным языкам. Постель, онастимулирует, и ассоциации положительные. Эту методику еще Байронпропагандировал, а уж он был полиглот известный… Да наш за год по-русски словане сказал, за исключением мата, когда был недоволен чем-то в ее поведении.