Опасный водоворот - Андраш Беркеши

аккордеон. Фараго сидел рядом с Чатаи. Напротив них — доктор Варга. Вскоре выяснилось, что Фараго и Чатаи оба из Трансильвании, и по этому поводу, конечно, нужно было выпить… Чатаи до дна выпил чайный стакан ароматной черешневой палинки, и кровь у него заиграла. Расстегнул ворот рубашки… Компания разделилась на группы. Шум стоял невероятный.

— Пей, Адам, — сказал Чатаи и подтолкнул Фараго. — Пей, теперь можно пить!

Они чокнулись, и палинка легко полилась в глотки. Чувствовалось, что Чатаи умеет пить. Фараго сидел угрюмый, молчаливый. Чатаи это заметил.

— Почему у тебя такое похоронное настроение, приятель?

Помолчав, Фараго с тяжелым вздохом ответил:

— Все прошло слишком уж гладко, подозрительно легко, и это мне не нравится. Хотелось бы знать, чем все это обернется дальше…

— Будет тебе! Какой же ты солдат! — засмеялся Варга. — Мы переоценивали силы компании Ракоши. А то можно было бы начать и раньше. Но кто думал, что вся их система — это ни больше ни меньше как мыльный пузырь… Стоило только дотронуться, и он лопнул… Выпьем, ребята!

И они пили, смеялись, разговаривали…

Вдруг Чатаи постучал по стакану. Сидевшие поблизости повернулись к нему. «Тс-тс!» — зашикали в зале. Только в дальнем углу несколько захмелевших вояк продолжали любезничать с медсестрой, но скоро прислушались и они.

— Соотечественники! Венгры! Я не готовился к торжественной речи, но чувствую, что в эти великие минуты, когда руководители революционных вооруженных сил ведут переговоры в качестве равноправной стороны с еще не признанным нами правительством, необходимо, чтобы мы минутным молчанием, стоя, воздали должное героям, которые сегодня не могут быть вместе с нами. Склонимся же перед героями, которые в страшных муках погибли в подземных казематах за новую, свободную, независимую и нейтральную Венгрию, перед героями, которые обагрили своей кровью улицы нашей дорогой столицы…

Все встали и замерли, кроме тех, кто уже успел хватить лишнего и теперь качался из стороны в сторону. Одни стиснули зубы, другие бессмысленно уставились в одну точку, а у некоторых от избытка чувств выступили на глазах слезы…

Минута прошла, и все шумно уселись на свои места. Воодушевленный успехом, Чатаи продолжал:

— Друзья мои! Венгерские братья! Поклянемся же памятью павших героев, что мы продолжим начатую ими борьбу. Мы не сложим оружия, пока люди Ракоши будут оставаться на прежних постах. Мы не сложим оружия, пока окончательно не завоюем свободу нашей родине. Мы не сложим оружия, пока русские войска не будут выведены из страны. Друзья мои! Венгерские братья! Мы требуем ввести в состав правительства представителей освободительных отрядов! Мы требуем привлечения к ответственности преступников. Поклянемся же павшим героям, что мы отомстим за их смерть. Мы не успокоимся, пока не выловим всех виновников кровопролития у Парламента, убийц народа у здания Радио. Никакой пощады убийцам! Нам нужно быть бдительными. Скомпрометированные коммунисты уходят в подполье. Помешать этому — наша задача. Преступную госбезопасность распустили, но где ее работники? Они убивают из-за угла наших братьев. Друзья мои! Трудные дни еще впереди! Недостаточно захватить власть — главное удержать ее. Да здравствует свобода!

В зале раздался оглушительный рев, все чокались и пили. Кто-то запел гимн, и собравшиеся в зале люди с просветленными лицами робко его подхватили.

Рядом с Доктором сидел Ласло и пил. Доктор молчал и хмурился.

— Здорово говорил Чатаи, правда, Доктор? — пытался расшевелить его Ласло, который не терпел рядом с собой кислых физиономий.

— Мне не понравилось… — задумчиво ответил Доктор.

— Конечно, ты вечно в оппозиции. Ты думаешь, что революция — это первомайское шествие? Да? Образованный человек, много читал, но какая детская наивность!

— Не надо было говорить о мести, — возразил Доктор. — Месть никогда не нужна. Она всегда рождает противодействие. Когда-нибудь нужно начать политику примирения…

— Видишь ли, Доктор, у революции свои закономерности. Чатаи наверняка имел в виду не личную месть, а то, что преступники должны предстать перед законом и ответить за свои преступления…

Фараго, незаметно прислушивавшийся к разговору молодых людей, толкнул Чатаи в бок:

— Пойдем, поговорим с Тёрёком.

В зале становилось все оживленнее. Вокруг Варги собралась небольшая группа, в основном из медицинского персонала. Тут были и мужчины и женщины. Главный врач подозвал к себе аккордеониста.

— «Секейский гимн»[13], — отрывисто приказал он.

Аккордеонист заиграл. Он взял несколько аккордов, подбирая мелодию, и вдруг неожиданно громко полились грустные звуки, напоминавшие церковное пение.

«Кто знает, далеко ли…»

Как-то незаметно для себя люди переставали пить: одни слушали песню, другие подхватили мотив.

«…далеко ли ведет нас судьба…»

Постепенно все стали петь, медленно, не спеша, торжественно. Те, кто не знал слов, мурлыкали под нос или насвистывали. То ли от выпитого вина, то ли под действием песни доктор Варга расчувствовался. С багрово-красным лицом, фальшивя, но с чувством, он пел гимн. Глаза у него были закрыты.

«…Нас немного, секейцев, мы рассеяны по стране, но мы как скала…» — говорилось в песне. Вдруг Варга перестал петь.

— Нет, — воскликнул он, — этого оставлять нельзя! Верно, ребята? Трансильванию мы не отдадим… — Видно было, что он изрядно выпил. Схватив до краев наполненный стакан, он залпом опрокинул его и рявкнул:

— Трансильвания наша!.. Большевики отдали ее… Ребята, бойцы, мы отберем ее обратно!

Доктор наблюдал за поющими. Мысли с лихорадочной быстротой проносились у него в голове. «Нет, я не этого хотел… и другие тоже… Что им нужно в Трансильвании? Толкнули, и лавина двинулась. Боже мой, где мы остановимся? На чистое зерно налипла грязь, пакость, и уже не разберешь, где зерно. Кто остановит лавину? Кто выступит вперед, чтобы крикнуть: «Люди! Опомнитесь! Стойте! Не для этого мы вышли на улицы!» Ужасно…» И вдруг мелькнула мысль: «А что если встать сейчас и обратиться к людям?» Но когда он окинул взглядом пьяную компанию, сердце у него тревожно сжалось. Поздно! Злой дух высвободился из бутылки. «Что же тогда нужно здесь мне? Больше мне тут нечего делать». В эту минуту он услышал голос Фараго, который успел вместе с Чатаи пересесть за их стол.

— О чем вы говорите, ребята, что вас тревожит?

— Мы говорили о мести, — ответил Ласло. — Доктор не согласен с Чатаи. Он считает, что нам следовало бы провозгласить политику умиротворения.

— То есть воздать почести преступникам?

— Нет, речь идет не об этом, — неохотно включился в разговор Доктор. — Посмотрите вокруг. В такой напряженной политической обстановке говорить этим необузданным людям о мести — преступная безответственность. Я бы не удивился, если бы некоторые из них сейчас вскочили и, как одержимые, начали бы дикие оргии и расправы во имя личной мести… С этим я не могу согласиться.

— Это произойдет независимо от речи Чатаи.