Огненная звезда и магический меч Ренгвальда - Сергей Самаров

– Выходим, – согласился и Овсень.

– На солнышко посмотреть хочется, – сказала Заряна. – Сейчас день или ночь?

– День. Но солнце в полуночной стране не жаркое, – сказал Велемир. – Не печет…

Для того чтобы справиться с двумя десятками стражников, захвативших семьи дварфов, не нужно, наверное, было брать с собой много воинов. Сотник Большака решил обойтись тремя десятками, посчитав, что меньшее число будет менее заметно и более управляемо. Вообще-то он сначала хотел вообще только два десятка взять, уверенный в своих людях, но конунг настоял на прибавлении еще одного десятка, чтобы была возможность подавить все сопротивление сразу и не позволить людям Торольфа захватить в заложники женщину или ребенка, что могло бы случиться в бою равносильных сторон. К тому же Ансгар, в отличие от руянского сотника, высоко оценивал воинское умение своих соотечественников и считал, что в равной схватке неизвестно еще, кто окажется победителем, несмотря на неожиданность атаки, на которую уповал «большой сотник». Мыча и усердно кивая, к мнению Ансгара присоединился и Хаствит. Большаке пришлось согласиться. В поход выступили быстро, потому что в чужой земле настоящие воины всегда готовы к любым неожиданностям и доспехи с себя полностью не снимают даже на отдыхе. Повел их дварф Истлейв, удивив своим умением ходить настолько быстро, что несравненно более длинноногие люди, делая и шаги гораздо более широкие, едва успевали за ним.

Двинулись в сторону границы со Швецией и не успели даже хорошенько вспотеть от быстрой ходьбы, когда Истлейв резко сменил направление и стал спускаться по крутому берегу реки, стремящейся через шумливые перекаты к морю. Спуск был сложным, над воями постоянно висела угроза сорваться, и это сильно замедлило передвижение. Но на середине склона Истлейв вдруг стал отваливать крупный овальный валун. Большака, чувствуя в своих руках громадную силу, хотел было помочь ему, но дварф отказался от помощи и сам справился быстро. Валун следовало отвалить так, чтобы он не начал скатываться и не сорвал цепь, что крепилась к нему через ввинченное кольцо. Под валуном была нора. Посмотришь, вроде бы обыкновенный песок по краям, и песок этот, согласно всем законам природы, должен провалиться и осыпаться с краев. Но он не осыпался. Более того, он сам был прочнее камня, и о такой песок можно было меч точить.

Большака потрогал край пальцами и вопросительно глянул на дварфа. Тот кивнул, понимая, что за вопрос был в глазах у сотника.

– Да, этот песок запекли волшебным словом… Мы не колдуны, но у нас много волшебных слов и заклинаний, которые в работе нам помогают. Можешь смело ступать. Идите по одному. Я закрою проход и догоню вас…

Большака не задержался, потому что страха он ни при каких обстоятельствах не испытывал. И вообще, как сам говорил, хмельной мед, как и хорошее вино, страх убивает на несколько лет вперед. А он этих напитков выпил столько, что может три жизни страха не испытывать. И потому сотник двинулся в нору без сомнений, хотя передвигаться там мог только пригнувшись, что ему было трудно из-за слегка мешающего живота. Так же, не сомневаясь, пошли за своим сотником и ничего в жизни не боящиеся руянские мореходы, несмотря на то что в потреблении меда и вина с Большакой сравниться не могли при всем желании. И даже непроглядная темнота не смутила их. А темнота пришла сразу после того, как Истлейв, забравшийся в проход последним, двумя руками вцепился в не слишком толстую, но крепкую, дварфами же выкованную цепь и затянул камень на прежнее место.

– Подожди, сотник… – позвал дварф. – Я первым пойду… Впереди будет невидимая сеть, ты там застрянешь…

Проход был слишком узким, чтобы передвигаться по нему в два ряда, и широкоплечему крепышу Истлейву приходилось протискиваться мимо каждого из тридцати воинов-руян боком, впритирку к стене. Тем не менее пропускали его все без ворчания, потому что многократно слышали что-то про умение подземных жителей видеть в полной темноте и понимали, что возглавлять движение в таком месте должен именно местный нелюдь. Да это было и естественно, потому что ход сделан именно дварфами, и было просто удивительно, что люди умудрялись идти по нему не на четвереньках, как могло бы быть. И счастье, что подземные жители любят свежий воздух, а их подземные ходы выполняют одновременно и роль вентиляции. Проходы делали высокими, чтобы больше воздуха проходило. Передвигаться было бы гораздо сложнее и утомительнее, если бы проходы прорубали низкими и широкими.

Истлейв возглавил движение. Но предупредил уже вскоре:

– Подождите… На месте стойте… Здесь заговоренная сеть. Она никого не пропустит, и меч на ней сгорит, и доспех оплавится… Помолчите недолго, я сниму наговор…

Все ждали в темноте и в тишине, которая под низкими сводами прохода казалась слегка гнетущей, хотя и не таила в себе, кажется, никакой угрозы. Дварф снимал наговор молча, общаясь с защитой прохода так же, как он общался с другими дварфами. Наконец послышалась его короткая команда:

– Все… Можно идти… – голос звучал устало, будто дварф переводил при этом дыхание. Должно быть, произнесение наговоров тоже требовало больших усилий. – Осторожно, дальше ступеньки. Мы спускаемся под реку… Река – это граница между Норвегией и Швецией. Мы уходим в Швецию. Когда начнем подниматься, я скажу, чтобы никто не споткнулся. Старайтесь с размаху не задевать за стены. Здесь песок запечен, чтобы вода не просочилась, стена и потолок сильно царапаются…

Большака шел позади Истлейва и постоянно боялся наступить на нелюдя, потому что шагов ведущего почти не слышал. Запеченный песок даже не хрустел под ногами, как хрустит обычный песок. Но чуть дальше что-то изменилось. Теперь и шаги стали время от времени улавливаться. Изредка что-то издавало скрип на ступенях. Наверное, песчинки все-таки крошились. Тем не менее Большака осторожничал при каждом шаге.

– Ты бы, дварф, лучше разговаривал по пути, не то могу тебе в темноте пятки отдавить, – сказал сотник. – Нога у меня тяжелая, а сапоги того не легче – подкованы…

– Здесь лучше не разговаривать. Звуки по запеченному коридору летят далеко. Эхо гуляет. Мы пробовали эхо ловить, но не получается поставить ловушки для всякого звука и всякого голоса. Каждая ловушка на отдельный голос срабатывает. Лучше тише идти. Нас могут в Красных скалах услышать. Это уже недалеко. Красные скалы – там, где река впадает в море… Мы проплывали мимо них по пути к Дому Конунга. Только в темноте их было не видно. На том берегу я буду разговаривать только шепотом…

Когда ступени кончились и проход стал горизонтальным, стало ясно, что отряд идет под рекой. Потом ступени пошли вверх, но уже не настолько высоко, как при спуске. Нетрудно было догадаться, что дальше проход не на поверхность выходит, а идет под ней.

Местами стены были каменными и сырыми. Сырость ощущалась открытыми частями тела. Большака даже проверил свои ощущения, протянув в сторону руку. Так и оказалось – стена была каменной и влажной. Капельки влаги остались на пальцах. Точно такая же влага висела на потолке и временами капала на людей. Одно было приятно: там, где стены, пол и потолок были каменными, можно было идти в полный рост, не боясь зацепиться головой за какой-нибудь выступ. Но скоро проход опять пошел в запеченном песке, и там тоже пришлось пригибаться и даже идти, держа руку впереди на уровне головы, чтобы не удариться о выступ сильно, потому что дварф пошел быстрее и шепотом потребовал этого же от остальных. Большака повторил команду тоже шепотом, и так, шелестя, она прошла по всей цепочке до замыкающих.