Рабыня дракона - Клик Квей

— Как это причем? — задумалась она. — Карл ведь погиб на войне.

— Нет, не погиб, — заявил Элиот. — Карл был сильно ранен, но он жив и сейчас лечится в твердыне Гордон.

Алекса была бледной, промокшей, уставшей и полностью убитая горем. А эта радостная весть вернула все то, чего она лишилась в дороге: надежды, любви и маленького девичьего счастья. Герцогиня остается шестнадцатилетней девушкой, которая грезит о таких радостях в жизнях. И пусть муж был и остается подлым лжецом, их брак и любовь герцогини нельзя взять и вычеркнуть.

Костин тоже сначала услышал благую весть, потом увидел, как его подруга засверкала от радости и ему это, мягко говоря, совсем не понравилось. Счастье Алексы излучало добро и чистоту, но эта девушка, переполненная любовью, должна была полюбить его, а своего полумертвого мужа забыть и выбросить из головы. И все же, живучий герцог Карл Масур снова встал на пути рыжеволосого деревенского юноши, влюбленного в свою прекрасную подругу.

— Это прекрасные вести. — Алекса уж явно сильно расплывалась в улыбке, однако епископ этой радости почему-то не разделил. — Отец наш, в чем же дело? — насторожилась герцогиня. — Мой муж ведь жив, а это самые прекрасные новости за последний месяц.

— Дело не в моём брате, госпожа, — поспешил отчитаться Элиот. — У меня есть еще одна весть. Некоторое время назад к нам приехал… гость…. Честно говоря, я не знал, как с ним поступить и решил оставить его в твердыне, пока мой брат поправляется. Расчёт был на то, что Карл сам решит этот вопрос, но раз уж вы здесь, вам следует поговорить с гостем.

— И кто это? — с опаской спросила Алекса.

— Ваш отец.

***

Роберт Холл лежал на холодном полу в гостевой комнате. Облеванный, бывший граф валялся лицом в своей рвоте и моче. В покоях стоял такой смрад, что герцогиня зажала нос, но и это не спасло. Едкий запах рвоты, вина и дерьма был таким резким, что из глаз герцогини прыснули слезы. Больше никто сюда не осмеливался входить, поэтому Алекса прошла от двери к окну и пустила в покои свежего дождливого воздуха.

Роберт продолжал храпеть и булькать. Алекса с трудом узнала своего отца — он лежал на животе в каких-то рваных, мокрых, грязных тряпках, едва похожих на какие-то признаки одежды. Вокруг были разбросаны кубки, деревянные кружки, посуда и остатки еды. Кровать тоже претерпела от мочевого пузыря бывшего графа Холла. Желтые простыни были обделаны много раз, а за отцом никто не решился убрать. Сам Роберт выглядел избитым, по крайней мере, у него был сломан нос, разбиты костяшки на пальцах и порезана правая ладонь. Так же он отрастил бороду, такую пышную и жесткую, что Алекса впервые увидела его в таком виде. Её любимый отец никогда не чурался бритвы и сбривал недельную щетину раньше, чем в этом гнезде поселиться жизнь: клопы и прочая живность.

Роберт Холл

Епископ Элиот сообщил, что Роберт Холл прибыл сюда пару недель назад — весь избитый, израненный и в оборванных тряпках. Бывший граф вел за руку двух близнецов, следовавших за ним даже когда они оказались под защитой высоких стен и ворот твердыни. Оказавшись тут, Роберт рассказал, что в усадьбу, где он жил с женой и детьми ворвались какие-то чудовища. Эти существа похитили Жасмин и маленькую Лару, а уже к рассвету скрылись в пелене белого тумана, будто бы их никогда и не было. Роберт хотел пойти в погоню, но оставлять двух сыновей на растерзание империи было нельзя. К тому же, по деревне Сопки тоже прошлись чудовища, которые похитили всех молодых женщин и девочек. Собравшись с силами, бывший граф загрузил телегу, взял жителей — тех, кто хотел с ним поехать и отправился на юг, чтобы освободить жену из лап чудовищ. Вот только поездка оказалась не такой радостной, и уже через несколько дней их небольшой отряд был разбит в лесу. У Роберта остались сыновья, которых он хотел спасти, поэтому единственным выходом была дорога в твердыню Оран — земли его дочери Алексы Масур. Прибыв сюда, он оставил своих сыновей на попечение Элиота, а сам заперся в этой комнате и запил.

Смрад был невыносимый, но герцогиня нашла в себе силы и склонилась перед отцом на колени, чтобы растолкать его. Тот, как только открыл глаза, расплылся в омерзительной улыбке, показав, что ему не только нос сломали, но часть зубов выбили. Жасмин — женщина привередливая. Что бы она сказала, увидев своего мужа в таком плачевном состоянии? Алексу сейчас больше всего волновал пьяный отец, а не то, каких мужчин предпочитает её мачеха. Отринув лишние мысли, герцогиня перевернула мокрого отца на спину и зарядила ему пощечину.

Эффекта от удара легкой ладонью было столько же, сколько в подвале, когда Алекса впервые ударила своего отца. Роберт не почувствовал пощечины, продолжая улыбаться во весь рот.

— Отец, вы меня слышите? — спросила Алекса.

— Офелия, любовь моя… — пробубнил Роберт Холл. Его перегар, пожалуй, не уступал всем ароматам в гостевой комнате. — Любимая, наши девочки уже спят?

Мало того, что отец говорил с большим трудом и в пьяном угаре, так он еще напился до такой степени, в котором перепутал свою дочь с покойной женой.

Офелией звали мать Алексы и Карлы Холл. Женщина погибла шестнадцать лет назад, когда пыталась подарить жизнь второй дочери. Нянечка рассказывала, что мама девочек очень сильно болела, а ей еще пришлось рожать в лихорадочном состоянии. Офелия не смогла побороть ни болезнь, ни родов. Новорожденную девочку пришлось вырезать из чрева мертвой женщины, но об этом Алекса узнала, когда училась на хирурга. Лечащим врачом графини Офелии Холл был Орлан де Месс, а его ассистентом кузен Карла Масура, учитель и наставник герцогини Масур, тот самый Жак де Оран.

Жак тогда был молодым, жизнерадостным графом, полным амбиций, которого не могла напугать никакая война, как он сам полагал. У него не было опыта лечения раненых на войне, но учителя видели в нем огромный потенциал и удивительное любопытство к наукам. Увы, первая же операция сделала его тем, кто он есть сейчас: холодный, отстраненный, резкий и весьма черствый мужчина, которого больше не интересуют женщины. Офелия Холл на собственном примере показала, насколько ужасная может быть реальность. Горе Роберта, у которого на руках осталось две девочки, закалили Жака настолько, что он не повел бровью, узнав о смерти своего кузена, Карла Масура.

Пока герцогиня Алекса Масур размышляла о своей матери, Роберт хватил её за запястье, повалил в лужу рвоты, а сам взгромоздился сверху.

— Отец?! — Герцогиня попыталась его отпихнуть, но тот был слишком тяжелым. — Я Алекса! Разве ты меня не узнаешь?

Роберт что-то пробурчал и потянулся грязными руками к лицу своей дочери. И даже в пьяном угаре он ухитрился вцепиться в волосы герцогини одной рукой, а второй одернуть юбки.

Алекса почувствовала на своем бедре тяжелую руку отца, которая была не только черствой, шершавой и мокрой, но еще и омерзительной на ощупь. В глазах герцогини промелькнул ни муж, ни отец, а Сана — уродливый мальчик, что был рожден от кровосмешения королевы со своим родным отцом. Злость и безумие овладели сердцем герцогини Масур — настолько сильная и не уступающая ярости и силе опытного солдата.