«Франкенштейн» и другие страшные истории - Сельма Лагерлеф

чтобы помнить о нем…

Когда верный Ионафан раскрыл его конвульсивно сжатые пальцы, рука Рафаэля была пуста. Талисман исчез. Лишь голая белая ладонь, с которой стерлись даже линии судьбы. 

СОКРОВИЩА ГОСПОДИНА АРНЕ

По повести С. Лагерлёф

На ледяной дороге

риближался февраль. Широкий пролив возле Сульберги был все еще покрыт крепким и прочным льдом. Вдалеке можно было разглядеть крепко схваченные объятиями льда большие корабли и лодки. Они не могли выйти в открытое море.

По блестящей от снега дороге в наступающих сумерках ехал бедный торговец сухой и замороженной рыбой – старый Торарин. На возу с рыбой пристроился его верный друг, маленькая черная собачка по кличке Грим. Она обычно тихо лежала, положив голову на лапы, и, моргая глазами, слушала все, что ей говорил хозяин.

– Мы с тобой сильно озябли и проголодались, – похлопывая от холода руками, проговорил Торарин. – Так вот, скоро мы будем проезжать мимо усадьбы пастора в Сульберге, господина Арне. Завернем туда, и уж наверняка он нас накормит хорошим ужином.

Услыхав эти слова, собака внезапно вскочила и начала отчаянно выть. Лошадь шарахнулась в сторону. Торарин стал успокаивать собаку.

– Дорогой мой друг, – сказал он, – сколько раз мы заезжали к господину Арне, и ты всегда был доволен, всегда уходил от него сытый.

Однако ничто не могло успокоить собаку. Она, задрав морду к небу, не переставая, выла.

– Дорогой мой друг, что ты имеешь против господина Арне? Он самый богатый человек в округе. И всегда помогает тем, кто в беде и нуждается.

Но собака соскочила с саней и осталась на дороге.

Торарин проехал через темные ворота во двор пастора, удивленный, что собака не побежала вслед за ним.

В Сульберге

У пастора был большой дом. И когда Торарин вошел в дверь, за ужином сидел сам пастор, господин Арне, окруженный всеми домочадцами. Пастор был старый, седой, но еще сильный и статный человек. Рядом с ним сидела его жена. Она была похожа на королеву. Седые волосы красиво обрамляли ее гордое лицо. Но Торарин увидел, что руки и голова у нее дрожат и она очень бледна. Рядом с господином Арне сидел его помощник Олав. А дальше – слуги и служанки, тоже старые, сутулые, молчаливые, с моргающими и слезящимися глазами.

На другом конце стола пристроились две девочки. Одна, Нинисель, была внучкой господина Арне, ей было не больше четырнадцати лет. Хрупкая, белокурая, со временем она обещала стать редкой красавицей. Рядом Эльсалиль, круглая сирота, живущая в доме пастора. Девочки, прижавшись друг к другу, тихонько перешептывались и улыбались.

Ели молча. Торарину не с кем было поговорить, поэтому он оглядывал комнату: большую печку, красивые резные скамьи вдоль стен, высокую кровать с пологом. Чуть прикрытый им, возле кровати стоял дубовый сундук. Все знали, что господин Арне хранит в нем драгоценности и старинные монеты. Говорили, что их так много, что сундук полон до краев.

Вдруг Торарин увидел, что старая хозяйка, словно прислушиваясь к чему-то, поднесла руку к уху. Затем, обернувшись к господину Арне, она спросила его:

– Скажи, мой супруг, почему в Бранехеге точат ножи?

При этих словах все невольно вздрогнули и переглянулись. Хозяйка опустила свою руку на руку господина Арне и опять сказала:

– Не знаю, почему это сегодня в Бранехеге точат такие длинные ножи?

Господин Арне ласково погладил свою супругу по щеке, а потом продолжил спокойно есть. Но старая госпожа, снова прислушалась, голова ее и руки задрожали еще сильнее. Обе девочки, сидевшие на конце стола, заплакали.

– Неужели вы не слышите звон железа? – спросила опять старая хозяйка.

Но господин Арне только молчал.

– Мой дорогой Арне, ты не хочешь знать, что так пугает меня? – упрекнула она мужа.

Господин Арне склонился к ней и мягко сказал:

– Я не знаю, чего ты боишься.

– Я боюсь длинных ножей, которые точат в Бранехеге.

Господин Арне рассмеялся:

– Как ты можешь слышать, что в Бранехеге точат ножи? Ведь отсюда так далеко до их двора.

Но старая госпожа не могла справиться со своим волнением. Она положила ложку на стол. В эту минуту господин Арне сложил руки для молитвы. Домочадцы последовали его примеру, и он прочитал молитву.

Все, слушая его, ободрились и снова принялись за ужин.

Рассказ хозяина Бранехега

Когда Торарин выехал со двора, к нему навстречу бросилась его собака Грим и, радостно лая, прыгнула на воз. Торарин погладил собаку и свернул на большую дорогу.

Вот и имение Бранехег. Во дворе стояли сани, а из окон лился теплый гостеприимный свет.

– Тут еще не спят, – сказал Торарин Гриму. – Я зайду и узнаю, правда ли, что здесь сегодня вечером точили длинные ножи.

Он отворил дверь и с первого взгляда понял, что тут никто и не собирался готовить ножи для кровавого дела. Торарина встретил хозяин и стал уговаривать остаться, раз уж он пришел. За столом сидели крестьяне, все были навеселе, шутили и смеялись.

Хозяин сел около Торарина, и между ними завязался разговор.

– Были у тебя сегодня еще какие-нибудь гости? – спросил Торарин.

– Не буду скрывать, мой старый друг, – со вздохом сказал хозяин. – Пришли незнакомцы, которых я не решился бы оставить одних в доме. Это были три кожевника, одетые в мохнатые звериные шкуры, рваные и грязные, давно не мытые, с длинными спутавшимися бородами. Они рассказали, что целую неделю блуждали по лесу, но, поев и отдохнув, они стали расспрашивать, какая усадьба самая богатая в окрестности. Они хотели пойти туда поискать себе работу. Моя жена сказала им, что самый зажиточный двор у пастора, господина Арне. Тогда они вынули из сумок длинные ножи и начали их точить. Я спросил их, зачем они точат эти ножи? «Они нужны нам для работы, чтобы помочь хозяевам чистить шкуры». Я был рад, когда они ушли.

Торарина снова охватила тревога.

– Вот оно как, – проговорил он. – Здесь действительно сегодня точили ножи.

Но он выпил кружку крепкого пива и понемногу успокоился.

– Теперь я знаю, что ничего страшного не случилось, просто кожевники чистили и приводили в порядок свои инструменты.

Пожар

Уже наступила полночь, когда гости Бранехега стали расходиться. Они вышли во двор, чтобы запрячь лошадей. И вдруг увидели с северной стороны высокое зарево.

Они закричали:

– Скорей туда! Горит дом