Возвращение Рейвенора - Дэн Абнетт

— Он просто свалился.

— Почему он упал?

— Он был расстроен. Я только показал ему свою находку. Она, конечно, и меня самого удивила. Но когда он увидел ее, он… он вышел из себя. Он выкрикивал слова, которых я не понимал, и…

— Что же вы нашли, мастер Ирнвуд?

— Второй потолок, сэр.

Рикенс посмотрел на купол, а потом снова на реставратора.

— Второй потолок?

Ирнвуд тяжело сглотнул.

— Я уже много недель работаю под куполом. Заменяю позолоту там, где ее повредила сырость. В некоторых местах это очень сложно. Приходится ложиться спиной на мостки и обрабатывать то, что находится прямо над тобой. Руки очень сильно устают.

— Не сомневаюсь.

— Несколько кусков просто выпало. Я хочу сказать, что известковая штукатурка там сейчас похожа на сырую бумагу и просто обваливается. Вон там был особенно плохой участок.

Художник поднялся и показал пальцем на черное пятно прямо над золотым плечом святого Киодруса.

— Он был сильно поврежден недавними дождями, поэтому я пришел пораньше, чтобы постараться восстановить все раньше, чем пятно распространится. Только я успел подняться, как он обвалился.

Рикенс увидел беспорядочно разбросанные куски старой штукатурки и грязи на полу ризницы под лесами.

— На секунду мне показалось, что сейчас весь купол обрушится мне на голову, — продолжал Ирнвуд. — А потом я увидел отверстие. Оно очень большое. Дыра, выходящая на другую сторону купола. Поэтому я взял лампу и посветил внутрь.

— И что же вы там увидели, мастер Ирнвуд?

— Как я уже и говорил, другой потолок. Этот купол — ложный. За ним пустота. А приблизительно на два метра выше есть второй купол. Он раскрашен.

Я хочу сказать, что фрески, на нем прекрасны. И они очень древние. Но об этом нет никаких записей. Я хочу сказать, что они были скрыты от нас в течение нескольких столетий. Столетий! Зачем надо было это прятать? Почему никто не знает об этом?

— Это вы и показали архидьякону?

Ирнвуд хмуро кивнул.

— Он был заинтригован. Пришел в возбуждение, когда я рассказал ему. Он поднялся наверх и позаимствовал у меня светильник. Посмотрел внутрь. А потом он просто… обезумел.

— Расскажите подробнее, что вы имеете в виду под словом «обезумел».

— Он отошел от отверстия и вначале только бормотал что-то себе под нос и дрожал. Затем он закричал и бросил в меня лампу. Я увернулся. Мне не хотелось падать. А следующее, что я увидел…

— То, что он был мертв.

Ирнвуд кивнул.

Рикенс посмотрел на младших офицеров.

— Еще кто-нибудь смотрел?

Броерс и Родински пожали плечами.

— Пока еще нет, сэр, — признала Плайтон.

— Мауд, — произнес Рикенс. — Я туда не смогу подняться при всем желании. Не с моим бедром.

Плайтон кивнула. Рикенс называл ее Мауд, только когда действительно не мог обойтись без ее помощи. Она отцепила шлем от пояса, сняла и бросила в него перчатки и протянула его Броерсу. Затем она достала и отдала ему энергетическую булаву.

— Будь осторожна, — сказал Рикенс.

— Мне нравится подниматься на высоту, — усмехнулась она.

— Я не это имел в виду, — пробормотал Рикенс.

Плайтон начала подниматься по лестнице, ведущей на леса. Вся конструкция тут же зашаталась под ней. Узкие лесенки зигзагами сбегали по мосткам.

Воздух стал очень холодным, когда она поднялась на верхнюю платформу. Последнюю часть восхождения ей пришлось проделать мимо тела Ольсмана, и она вблизи рассмотрела его налитые кровью глаза и увидела раздутую, синеватую плоть его лица. Тело раскачивалось, когда под ней шатались мостки.

Мауд Плайтон совсем не любила высоту, но будь она проклята, если позволит узнать об этом своему возлюбленному начальнику. Пол часовни теперь находился далеко внизу, и стоящие там люди приобрели кукольные размеры.

— Вот дерьмо, — прошептала она, когда, наконец, осмелилась подняться на ноги.

Так высоко… Доски платформы были настелены неплотно, и Мауд могла видеть в щели пропасть под ними. Это было еще хуже. Это и вибрация.

«Смотреть наверх», — сказала она самой себе.

Теперь она едва не касалась головой купола. То, что снизу выглядело прекрасным и золотым, вблизи оказалось прогнившим и полуразрушенным. Она чувствовала запах тлена, видела, как полосы золотой краски, подобно струпьям, сползают со слепых лиц разлагающихся фресок. Святой Киодрус выцвел так, что казался таким же темным и мертвым, как и архидьякон.

Выставив левую руку для баланса, Плайтон пошла по доскам, вынув из-за пояса и включив фонарик. Узкое копье света засверкало в прохладном полумраке, точно лазерный луч.

Она увидела отверстие — грязную, чернеющую дыру в своде. Здесь запах гнили чувствовался еще сильнее. Старый воздух, испорченный словно вода, которая простояла слишком долго. Запах вытекал из отверстия.

Она заглянула в дыру, посветив туда фонариком.

— О Святой Трон… — произнесла она.

— Плайтон? — загудел вокс. — Плайтон, что ты видишь?

— Второй потолок, сэр, — сказала она. — Как он и говорил. Еще один купол прямо над этим. Он простирается… Трон, я не могу заглянуть так далеко. Древний, такой древний…

Золотые образы, фигуры, лики, лучи, высеченные на гладкой поверхности, ляпис-лазурь и чистый селпик, узорная роспись на тисненом серебре, линии и созвездия, намек на какую-то огромную карту, покрывающую свод.

— Плайтон? Мауд?

— Сэр, я никогда не видела ничего прекраснее.

Спустя два дня после того, как Карл успешно проник в Депозиторий Информиума, моя команда арендовала особняк в девятом административном округе общего блока Е.

Он назывался «Дом грусти», и это было продуваемое сквозняками, мрачное строение из побитого дождем оуслита и тесаного камня, стоявшее в тишине частных садов и уединенных особняков.

Арендный договор был составлен на имя Мортена Нарвена. Имя принадлежало другу детства Нейла, а фамилия — первому мальчику, с которым поцеловалась Кара. Внедренная Карлом Тониусом программа сделала все остальное, включая передачу гильдии арендаторов денег с тайного счета. Спрятанная в самом ядре баз данных Информиума, программа могла теперь обеспечить нас всем, что было необходимо, и не фальсификациями, а полностью подтвержденным безупречным пакетом документов. Это была превосходная работа, но не думаю, что мы достаточно отблагодарили Карла. Ведь он сделал именно то, чего от него и ожидали. Он оставался угрюмым и продолжал расстраиваться из-за того, как в итоге все обернулось.