Надежда повстанцев - Регина Андреева

монах вывел меня в центр их круга.

— Видишь ли… — заговорил он, и монахи начали петь тише. — Есть пророчество о дефектном, который пробудится сам, когда никто не ждет, а затем изменит мир к лучшему. Я всегда думал, что речь о Филиппе.

Я посмотрела на спящего убийцу под ногами. Вряд ли он способен сделать что-то хорошее.

Монах продолжал:

— Филипп сам пришел к ним в поисках ответов, и получил их. Он узнал от нас все тайны: как пробудить сущность, какие есть условия и временные рамки. А еще получил зачарованный талисман, который помогал ему пробуждать силу в других. Очень много факторов должны совпасть, талисман помогал повысить шанс на удачное пробуждение. Но дело не только в талисмане. Человек должен умереть, а затем снова ожить. То же самое должно случиться со зверем, ментально подходящим этому человеку. Что самое важное — человек должен искренне хотеть жить, в эту самую минуту, в этот самый миг он должен всей душой желать жить. В этом Филиппу помогал талисман, он наполнял всех вокруг трепетом, оптимизмом, счастьем, дарил эйфорию. Даже лежа на пыточном столе Филиппа, жертвы думали о хорошем, были счастливы. Это мы дали ему талисман. Если бы не мы, у него бы не вышло создать армию.

Мой голос прорезался.

— Вы не виноваты, просто у Филиппа нет совести. Удивлена, что у него получилось пробудиться самостоятельно.

— Путаница судьбы, — воскликнул монах. — Филипп пробудился сам, когда утонул в болоте, но пророчество было не о нем. Оно о тебе, дитя. Теперь я это ясно вижу. Когда мы начали сомневаться в его методах, то были посланы в пещеру, доживать свои дни.

— Но… — я попыталась отбросить мысль о каком-то там пророчестве. — Почему он не убил вас?

— Он боялся. Боялся, что мы способны лишить его силы, и знаешь что? Он боялся не зря.

Глаза монаха опасно блеснули.

— Ты поможешь нам, дитя? Чтобы лишить его силы, нам потребуется человек с дефектом. И я не против, если это будет леди.

Монах замолчал — мотив молитвы стал жестче. Хоть я не могла разобрать слов, я понимала, сюжет песни близится к кульминации.

— Позволь свою руку.

Я протянула ладонь и с удивлением обнаружила, что руки больше не трясутся. То, что я делаю сейчас, справедливо.

Монах положил мою руку на лоб Филиппа, и тот неожиданно начал приходить в себя.

Глаза открылись, лицо исказилось в страхе.

Сколько нужно, чтобы забраковать камень силы?

Сколько, чтобы забраковать человека?

Секунда.

— Нет! Не-е-ет! Пожалуйста! — закричал Филипп, но было уже поздно.

Это я поняла по внезапно стихнувшей песне.

Зеленый хамелеон на плече Филиппа начал таять прямо в воздухе. Пробужденная сущность исчезла, будто ее и не было. Лицо вновь приобрело бледность, щеки — впалость. Перед глазами всех присутствующих явился облик настоящего Филиппа Роджерса. Того, что от него осталось.

Главный монах выпрямился и посмотрел в глаза осужденному.

— Ты использовал свою силу во зло людям! Больше ты не сможешь пробудить сущность в себе и других, ты навсегда лишен этого блага. Ты был одарен Сияющим, отныне ты им проклят.

Монахи хором произнесли священное слово, завершающее молитву и, как один, попадали на землю без сил.

Глядя на главного монаха из сияющего народа, всемогущего, сияющего, все замерли, боясь сделать лишний шаг.

В абсолютной тишине раздался непонимающий голос Оскара.

— Такс… Командир, а куда трупы закапывать?

Филипп Роджерс потерял сознание.

Глава 19. В глубине пещеры

Лазарет разместили в главном зале храма.

Прямо на скамьях лежали бывшие узники и наши раненые войны, вокруг них бегала Луиза с бинтами, Жан с тазом воды на подхвате. Парень настолько проникся спасением сияющих узников, что сейчас чувствовал ответственность за их жизни. Сам он в бою только мешался, поэтому сейчас в стихийном лазарете старался выложиться на полную.

Когда конечности повстанцев оказались забинтованы, Гард разделил ребят на две части. Половина осталась помогать в лазарете, другая половина направилась в пещеру. На общем совете решили похоронить погибших из армии Филиппа за территорией монастыря, через забор от обычного кладбища.

Я уже направилась к Луизе, когда один из сияющих схватил меня за запястье. Это был Ноэль.

— Иди в пещеру, — велел он.

Я изогнула бровь.

— В пещере есть еще один узник, дальше нашей камеры. Мы никогда его не видели, но слышали его голос и кашель. А еще… в тишине ночи я иногда слышал, как шелестит бумага. Иди… Найди его.

— В чем дело? — рядом со мной поравнялся Рик

Мы с монахом переглянулись.

— Поможешь мне в одном деле?

Рика уговаривать не пришлось. Вместе с повстанцами мы вернулись в пещеру.

Вокруг лежали мертвые тела. Я перешагнула через один, и в груди похолодело. Это же люди… Жертвы Филиппа. Все, как один, рослые, физически сильные, пробужденные… Были.

Как же повстанцам удалось их победить?

— Монахи помогли, — ответил на мой мысленный вопрос Рик. — Поначалу мы проигрывали, а потом монахи запели. Хрипло так, протяжно, будто, знаешь, забирали из них энергию. И враги ослабели.

— Настоящая магия, да?

Я все еще не могла уложить в голове открытия последних часов. Сияющие люди, способные лишить сил кого бы то ни было. Опасные — кричал разум. Удивительные — шептало сердце.

— Так что мы ищем? — спросил Рик, когда мы прошли в коридор, ведущий к камере, где держали узников.

— Ноэль сказал, что слышал чей-то кашель дальше по коридору. Он думает, здесь есть кто-то еще.

— Думаешь, это он?

— Сейчас узнаем.

Мы спустились по коридору вниз, а затем резко вышли в маленький, слабо освещенный грот.

Ноэль был прав. В пещере пребывал еще один узник, важная персона, очевидно. Его камера была одиночной, просторной, по краям расставлена мебель. В том числе, письменный стол, за которым узник сидел, сгорбившись, как еж.

Его борода спадала вниз, под стол и путалась в грязно-сером халате. Стол освещала простая свеча, рядом валялись несколько сгоревших.

Гостей он не заметил, в пылу вдохновения узник что-то писал на отсыревшей бумаге. Он занес перо и капля чернил капнула на бумагу. Узник недовольно встрепенулся, а потом увидел нас.

Саламандровы горы, расследования, подсказки… Разговоры о гонораре среди подставных монахов наконец обрели ясность.

— Югр Ставский? — чуть дыша, спросила я.

Узник метнулся к прутьям, не веря собственным глазам.

Свет факела брызнул ему на лицо. Бледное, осунувшееся, но отчего-то очень знакомое. Если сбрить бороду и волосы, наложить флер очарования, то…

— Даниэль? — неверяще произнес Рик.

Узник зашевелил сухими губами, будто забыл, как говорить. В его глазах отразилась боль, надежда,