Узники Алексеевского равелина. Из истории знаменитого каземата - Павел Елисеевич Щеголев

class="p1">В отношениях Полисадова и Каракозова должно подчеркнуть один момент. Мы не можем удостоверить его документально, но не сомневаемся в его бытии. Полисадов, вынуждая Каракозова к признаниям, увлекал его не картиной духовных радостей по ту сторону гроба, а реальным уверением, что ему будет дарована жизнь. Каракозов поддался на обещания священника и поверил. Он верил в это, до последнего момента верил, что не будет отвергнута его просьба о помиловании. Когда его вызвали к председателю Верховного суда князю Гагарину, он, по словам очевидца, «вошел с таким светлым лицом, что, очевидно, он ожидал услышать весть о своем помиловании.

– Каракозов, – сказал князь Гагарин, – Государь Император повелел мне объявить вам, что Его Величество прощает вас как христианин, но как Государь простить не может.

Вдруг, как молния, весь свет с лица несчастного преступника исчез, оно внезапно потемнело и приняло суровое и мрачное выражение.

– Вы должны готовиться к смерти, – продолжал князь Гагарин, – подумайте о душе своей, покайтесь.

Каракозов начал говорить что-то бессвязно о видениях, о голосах, но князь Гагарин опять напомнил ему о необходимости приготовиться к смерти и велел его отвести» [Русская старина, 1909, февр. с. 275–276. Записки сенатора Есиповича].

Эта сцена происходила 2 сентября – в квартире коменданта крепости. Свидетель, так живо описавший нам эту сцену и оставивший подробные записки о процессе Каракозова, секретарь Верховного суда, впоследствии сенатор, Есипович странным образом не сделал и не развил одного вывода, к которому неизбежно приходит читатель его записок: удивительнейшим образом он не заметил того, что Каракозов был душевно болен, был ненормален, психически невменяем [а вот Черевин был наблюдательнее: «Мне часто приходилось говорить впоследствии с докторами о Каракозове, и никто меня не разубедил, что он был человек больной в первом фазисе сумасшествия…» (с. 11)]. В тот момент, когда объявление об отказе в просьбе о помиловании разорвало последнюю нить надежды, Каракозов духовно уже умер, и оставалось выполнить только формальный обряд повешения его тела.

Отлетевшая сразу и навсегда уверенность в сохранении жизни насаждалась, конечно, отцом Полисадовым. И косвенным к тому доказательством служит характернейшая попытка последнего уйти от последней беседы с Каракозовым, отказаться от последнего официального напутствия. В нашем распоряжении находятся драматические материалы об этом последнем моменте жизни Каракозова.

2 сентября счеты Каракозова с жизнью были кончены. К смерти он был готов.

Сложные приготовления к казни поглотили на некоторое время внимание должностных лиц. Власти стремились к истовому исполнению обряда казни.

1 сентября комендант обратился к протоиерею Петропавловского собора Полисадову с следующим предложением: «Основываясь на 963 ст. уст[ава] уг[оловного] суд[опроизводства], прошу Ваше Высокопреподобие приготовить преступника Каракозова к исповеди и св[ятому] причащению, и затем в день приведения в исполнение приговора имеете сопроводить его на место казни, оставаясь при нем, согласно вышеозначенной статьи, до окончательного исполнения приговора». Отец Полисадов попытался уклониться от исполнения этой обязанности. 1 сентября он дал ответ коменданту: «Предписанием от 1 сего сентября за № 152 Вашему Высокопревосходительству благоугодно было возложить на меня обязанность приготовления преступника Каракозова к смертной казни чрез исповедь и св[ятое] причащение и сопровождать его на самое место казни.

Вашему Высокопревосходительству я имел уже честь сообщить от 23 мин[увшего] августа, что духовная консистория, с утверждения Его Высокопреосвященства, назначила для приготовления преступников при совершении казни особых священников, и от Петропавловского собора назначен священник Алексей Шипунов.

Посему долг имею всепокорнейше просить Ваше Высокопревосходительство о дозволении совершить помянутую выше обязанность при преступнике Каракозове священнику А. Шипунову, которому уже своевременно сообщено было мною помянутое выше распоряжение епархиального начальства.

К сему долг имею присовокупить, что принять к себе Ваше поручение и тем нарушить распоряжение прямого моего начальства я могу лишь в том одном случае, если Каракозов сам пожелает иметь меня своим духовником и спутником на место казни».

Отношение отца Полисадова было оставлено без последствий.

Конечно, не формальные основания были действительным мотивом нежелания Полисадова совершать последнюю требу для Каракозова. Ему было трудно и совестно приготовлять к смерти человека, которого он же пастырским словом уверял в том, что жизнь ему будет сохранена. Что он мог сказать ему в последний час его жизни? Ясно, что встречаться с Каракозовым наедине ему не хотелось.

1 сентября комендант крепости получил следующую бумагу от министра юстиции: «Имею честь уведомить Ваше Высокопревосходительство, что исполнение приговора Верховного уголовного суда о государственном преступнике Дмитрии Каракозове последует 3 сентября, в субботу, в С.-Петербурге на Смоленском поле в 7 часов утра. Об этом сообщено мною вместе с сим с. – петербургскому обер-полицеймейстеру, которому я предложил сделать все нужные для сего распоряжения, согласно установленного в законах порядка, с присовокуплением, что преступник должен быть отправлен из С.-Петербургской крепости на место казни в 6 часов утра». О последовавшем предписании комендант уведомил 2 сентября начальника III Отделения с присовокуплением, что «Каракозов 2 сентября будет переведен из Алексеевского равелина в один из нумеров главной гауптвахты». О[тец] Полисадов 2 сентября был извещен о том, что он в 5 часов утра имеет прибыть к коменданту для сопровождения преступника до места исполнения приговора.

А с. – петербургскому обер-полицеймейстеру 2 же сентября комендант писал:

«Министр юстиции от 1 сентября за № 11081 уведомил меня, что исполнение приговора Верховного уголовного суда о государственном преступнике Дмитрии Каракозове последует завтра, 3 сентября, в 7 часов утра на Смоленском поле, присовокупив, что о сделании всех нужных для сего распоряжений сообщено им Вашему Превосходительству.

Предложив протоиерею Петропавловского собора Полисадову, как духовному отцу преступника Каракозова, сопровождать осужденного до места исполнения приговора, прошу Ваше Превосходительство сделать распоряжение о присылке в крепость 3 сентября к 6 часам утра кареты для протоиерея Полисадова. Что же касается до дрог и арестантской одежды для преступника, то я полагал бы доставить их в крепость сего числа, после пробития вечерней зори, а воинскую стражу и все прочее, необходимое для принятия из крепости Каракозова, – в 5 ½ часов утра, к которому времени он будет приготовлен».

6

Протоиерей Полисадов посетил Каракозова в течение 2 и 3 сентября не один раз. Надо думать, что, отказываясь вначале от лицезрения Каракозова, с которым он не говорил с 15 мая, Полисадов не ожидал найти значительной перемены в Каракозове; он думал, что опять столкнется с своеобразной волей, которую он не сумел подчинить себе. Но распад духовной личности Каракозова зашел очень далеко: он уже жил в мире видений, слышал голоса и, должно быть, уже не имел собственной воли. Только таким душевным состоянием Каракозова можно объяснить возникновение гнусного измышления лукавого ума священника