Мистическая Москва. Тайна дома на набережной - Ксения Рождественская

Слова давались мужчине нелегко. Видимо, он еще не успел прийти в себя от пережитого шока.

– Некоторое время я просто стоял и смотрел, а потом позвонил в полицию. Вот, собственно, и все.

– Вы не обнаружили в квартире следов пребывания посторонних?

– Нет, ничего такого.

– Может быть, что-то из вещей пропало?

– Мне уже задавали такой вопрос, – кивнул Шварц. – На первый взгляд все на своих местах.

– И тем не менее, пожалуйста, обойдите квартиру еще раз.

Мужчина послушно поднялся со стула и направился по комнатам. В гостиную вошел в последнюю очередь и с опаской обогнул табуретку, все еще стоявшую на месте происшествия.

– Ничего такого не замечаю, – наконец сообщил он.

– А драгоценности у вашей мамы были? – нетерпеливо спросила Люда.

– Были.

– И все на месте?

– Не знаю насчет всех, но шкатулка стоит там же, где и всегда. Сейчас я вам ее покажу.

Евгений Шварц снова вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с великолепной шкатулкой красного дерева. Люда даже задохнулась, увидев такую красоту. Ларец оказался довольно большой и тяжелый. Крышка была инкрустирована золотой каймой вперемешку с мелкими ярко блестевшими камешками. Людмила открыла шкатулку и замерла от волшебного мерцания драгоценностей.

– Откуда это у вашей мамы? – только и смогла проговорить она.

– Папа подарил.

– Да тут целое состояние!

– Вполне возможно. Я никогда не интересовался мамиными побрякушками.

– Посмотрите, они все на месте?

– Да откуда мне знать! Я же говорю, что не в курсе, какие именно украшения были у мамы.

– Думаю, вам следует забрать шкатулку с собой, – посоветовала Люда.

– Зачем? Пусть останется в квартире.

– Это опасно. Жилплощадь теперь без хозяйки. Дверь взломать – ничего не стоит. Так что лучше позаботиться о вашем имуществе.

– Имущество мамино, – упрямо возразил Евгений Шварц.

– Теперь уже нет. Ваша мать умерла, а значит, как наследник вы получаете все, чем она владела. Если, конечно, нет иного завещания.

– Откуда оно может взяться?

– Значит, забирайте и не спорьте! Тем более что я прошу вас оставить мне ключи от квартиры. Хочу еще раз здесь осмотреться.

– Вы считаете, что маму могли убить? – удивленно распахнул глаза мужчина.

– Вовсе нет, – помотала головой Люда. – Но я хочу разобраться, почему Ангелине Семеновне пришла в голову идея покончить жизнь самоубийством.

– Разбирайтесь, – кивнул Шварц. – Мне бы тоже хотелось это знать.

– Отлично!

– Я могу быть свободен?

– Обождите. У меня есть еще несколько вопросов.

– Слушаю вас…

Седой человек, собравшийся было уходить, снова опустился на стул.

– Почему вы не жили с вашей мамой? Квартира большая, места для двоих вполне достаточно.

– Как почему? Вообще-то у меня есть жена, сын.

– Вы ничего о них не говорили.

– А вы и не спрашивали.

– У вашей семьи хорошая квартира?

– Нет. – Шварц поджал губы.

– Нет? – Казалось, Люда удивилась этому ответу.

– У нас однокомнатная хрущевка, если вас интересуют подробности.

– Тогда почему же…

Но сын покойной тут же перебил:

– Почему мы не жили вместе? Потому! Я считаю, что вас это совершенно не касается!

Глаза Людмилы превратились в щелки.

– Вы меня не поняли, – жестко произнесла она. – Я интересуюсь вовсе не из праздного любопытства. Ваша мать умерла. Погибла при весьма странных обстоятельствах. И эти обстоятельства мне надлежит выяснить. Чаще всего к смерти пожилых людей прикладывают руку их близкие родственники. Так что хочется вам того или нет, а я намерена выяснить, что здесь произошло.

– Маме не нравилась моя супруга, – тихо ответил Евгений Шварц и отвернулся.

– По какой причине?

– Она считала, что Марина меня недостойна.

– Вот как?

– А что вас удивляет? Между прочим, я получил прекрасное образование, имел замечательную работу и еще более радужные перспективы. А Марина дочь домработницы, которая приходила к нам сюда убирать в комнатах. Окончив восемь классов, она устроилась лаборанткой в школу.

– Но вы все равно на ней женились?

– Женился. Потому что был молодой и горячий. И отстаивал свое мнение. Особенно меня возмущало отношение родителей к социальному статусу человека. Я был твердо уверен, что в нашей стране все люди равны, и неважно, какое у них образование и жизненные цели. Отец некоторое время пытался меня образумить, потом махнул рукой. В общем, можно сказать, что я женился назло родителям. А мама так и не смирилась с моим браком. Несколько месяцев вообще со мной не разговаривала, но все же оттаяла. Хотя это распространялось только на меня. Марину она будто и не замечала. Даже если та приходила в гости вместе со мной. Через какое-то время жена перестала составлять мне компанию. С тех пор так и повелось – я приходил сюда только по субботам. Один.

– Вы так говорите, словно жалеете о своем браке, – заметила Люда.

– Что ж, так и есть. Отец был прав: социальные различия никто не отменял. Как бы наша власть ни декларировала равенство, это ни к чему не привело. Человек с интеллектом никогда не поймет человека посредственного. Между ними всегда будет лежать пропасть. Пропасть в интересах, целях, понятиях.

– С супругой у вас именно так и получилось?

Евгений Шварц кивнул.

– Я и раньше видел, что Марину интересуют лишь деньги и наряды. Ради них она и стремилась выйти за меня замуж. А о любви говорила постольку-поскольку. Только потому, что так положено. А уже через год совместной жизни я понял, что мы абсолютно разные люди. А еще через три с трудом выносил наше совместное существование.

– Почему же вы не развелись?

– Как почему? Разумный человек должен нести ответственность за свои поступки. Люди, подобные Марине, в чем-то схожи с животными – тоже живут инстинктами и в первую очередь пытаются набить живот, а не голову. Но вы же не станете выбрасывать кошку на улицу только потому, что она не может составить вам компанию в философской беседе?

Людмила хмыкнула. Она в первый раз слышала, чтобы жену сравнивали с кошкой. Причем не в смысле царапучей скотины, а с точки зрения бесполезного во всех смыслах животного. Если бы Евгений Шварц назвал корыстную супругу расчетливой сукой, ей было бы понятно. Но трактовка, которую выбрал тот, показалась по меньшей мере странной, потому что как-то не сочеталась с образом самого мужчины.