Фатальное колесо. На все четыре стороны - Виктор Сиголаев

– Ну, идем, подрастающий антисоветчик.

– А ты душитель свободы. Жандарм кагэбэшный.

– А ты… А тебе, кстати, еще год до пионерского возраста пыхтеть. В курсе? От горшка два вершка.

– Ты думаешь, меня мерять будут? Рулеток не хватит. Пошли-пошли. Время не терпит. Мне домой надо вернуться до окончания школьной продленки, а вечерняя электричка идет дольше утренней. Лишних полчаса на Мекензиевых горах стоит, встречку ждет.

– А ты откуда знаешь?

Знаю, потому что на выходных из училища ездил домой именно на этой электричке. Только когда это еще будет? Да и будет ли в этом варианте моей жизни?

– Знаю, и все.

Купили… два галстука. И два значка, на одном из которых кроме надписи «Будь готов» красовалось крупное «ОТЛИЧНИК». Я, если честно, такого раньше и не видел.

Избавившись от вечно ноющего Козета, я расстегнул пальто, синий школьный пиджачок и аккуратненько разместил символ пионерии под воротник рубашки. Узел завязал по-артековски, с шиком. Был у нас такой писк моды когда-то. Нацепил «Отличника» на самом видном месте. А из второго галстука сделал себе… нарукавную повязку. Так надо.

Таким вот патриотичным папуасом и стал прогуливаться по Эстонской.

На меня поглядывали. Мелкие казахо-вьетнамцы даже следом увязались, пока я тайком не шикнул на них. Взрослые смотрели с непонятным выражением лица, но достаточно дружелюбно.

Вот! Вот что мне надо.

Дряхлая старушка беспомощно силилась нажать на тугой рычаг водяной колонки. Похоже, не во всех дворах есть водопровод, мучаются люди, понимаешь.

– Бабушка! – заорал я, бросаясь к ней со всех ног. – Операция «Тимур и его команда»! Помогаем пожилым людям. Дайте мне!

Старушка опасливо попятилась от такого нежданного наезда. А я уже тискал ржавую железяку, пытаясь удержать оптимальный напор водяной струи, гулко громыхающей по жестянке старенького ведерка.

– Ты… чевой-то, родимый? Кричишь? Никак помочь бабушке хочешь?

– Ага! Вот наберу сейчас воды и отнести помогу. Вы далеко живете?

– Так, почитай, тут и живу. Вот, сюдой во двор – и дома.

– Ну… ничего. «Сюдой» и отнесу. А может… чего еще помочь? Уголь там потаскать, печку растопить. Я могу.

– А зачем это?

– Как, вы не понимаете, бабушка? Я ж… пионер. Всем балбе… то есть… ребятам, получается, пример. Наш девиз – всегда готов, меньше дела, больше слов. Ай! Наоборот!

Бабуля хмыкнула.

Рассмешил старушку, развернул избушку.

Смеющийся человек более открыт и менее бдителен. Смех – коммуникационный мостик первичного контакта. Интуитивно об этом знает любой мужик, который хоть раз в жизни пытался охмурить противоположный пол… анекдотами.

– Ну, пойдем, пионэр. Поможешь бабушке угля натаскать.

Пошло-поехало.

Потом напросился печку растопить, самолепную и жутко пожароопасную конструкцию со щербатыми чугунными кольцами сверху. Перепачкался, перемазался, потом был отмыт полунагретой водой. Не весь, не думайте. Только руки и наглая физиономия. И дождался наконец:

– А чевой-то раньше тут пионэры не ходили, не помогали старым людям? Хорошо ведь помог как! И мне, одинокой, не так скучно тут с котами да с тараканами.

– Да потому, бабушка, что боятся наши… пионэры. Говорят, убийство здесь после войны было. Топором кого-то порубали.

– Убийство? Не знаю. Говоришь, после войны?

– Чуть раньше, в сорок четвертом. Сразу после освобождения города.

– Так не было ж меня тут. Мы, почитай, в шестидесятом только сюдой переехали. С дедом моим. А потом я одна осталась…

Мимо.

Плачевная ситуация. Мой благородный труд оказался напрасен.

– А может, тут старожилы есть? – в лоб спросил я, уже особо не маскируясь. – На этой улице, я имею в виду. Может, кто слыхал про преступление это? Уж больно интересно… нашим пионэрам…

– А я и не знаю, – пожала старушка хрупкими плечами, – разве что Маруся…

– Маруся?

– Она вроде давно здесь живет. Дочь у нее шалава. Двух сорванцов уже нагуляла, от разных мужуков! И оба ее… поматросили да бросили. Один токарь с завода, а второй милиционэр…

Вот эта информация мне прямо в тему.

– Помочь людям надо! – Я вскочил и деловито засобирался. – Как же они… без мужской пионерской руки?

– А чайку, родимый?

– Бабуля! Нам, пионерам… дело превыше всего. Где, вы говорите, эта Маруся живет?

– Так, почитай, тут, за стенкой. В соседнем дворе.

– Я побежал.

Время поджимает критически. Через час нужно уже быть на вокзале, а отсюда троллейбус пыхтит минут сорок. Некогда тут благотворительностью заниматься.

– Кто там?

– Всесоюзная пионерская летопись, – понес я первый пришедший в голову бред, – откройте, пожалуйста.

Дверь резко распахнулась, и на пороге настороженно замерла худая быстроглазая тетка с неприятным скошенным подбородком и неожиданно красивыми пушистыми ресницами, чудесным образом преображавшими ее вытянутое костлявое лицо.

– Чего надо?

– Добрый день, гражданка. С пионерским приветом, – жизнерадостно салютнул я правой рукой. – Позвольте мне поговорить с… бабушкой Марусей, с вашего разрешения, разумеется. Коротенький исторический опрос. Уверяю, это не займет много времени. Такая симпатичная женщина ведь не откажет… пионеру?

Дамочка оторопело хлопала своим достоянием и врубиться никак не могла, что это за напор такой нежданный. Еще и с комплиментами!

– Кто там, Танюша? – донеслось из глубины комнаты. – Пенсию принесли?

– Ага! Дождешься. Только все равно это к вам, мама. Проходи, что ли, не разбувайся.

– Кто это «ко мне»? Мальчик? Ты кто, мальчик?

– Я Витя. Пионерский… мм… летописец. Собираю информацию о преступлении сорок четвертого года на улице Эстонской. Вы ведь помните?

Ну, пожалуйста, помни! Бабуля, родная, свет очей моих! Вспомни!

Бабуля всплеснула руками и молча уселась на диванчик, занимавший в прихожей половину площади.

– Господи Иисусе! Преступление…

– Ведь было же? Было?

Я чуть ли не пританцовывал уже от нетерпения. Неужели и здесь в «молоко»? Не переживу.

– Как же не быть… было.

Я ухнул на диван рядом с бабулей. Жалобно пискнули пружины.

– Бабушка Маруся, расскажите. Сейчас я не буду записывать, запомню пока. Где это случилось?

– Ох, господи! Да здесь за стенкой и случилось. – Она махнула в сторону двора, откуда я только что пришел. – Татарка там старая жила с дочерьми да с внуками. А рядом по двору – дед старый, глухой. Так и убили их всех ночью, спящими. И тихо так, не слышал никто. Утром только встаю я на фабрику, а за стеной воет кто-то. Думала сначала – собака, была у них там старая. Ан нет. Сумасшедшая одна. В этом же дворе и жила, татарка за ней присматривала. Так юродивая только одна в живых и осталась.