Право выжившего - Сергей Зверев

– Как же, начнем мы их мочить, – усмехнулся Мартынов. – Да и зачем? Если государству ничего не надо, почему у нас должна душа болеть? Дело бандитов – убивать. Наше дело – ловить. А дело судей – пойманных отпускать. И все при делах… Как ночь прошла?

– Мумию бомжа нашли. Кстати, – Косарев посмотрел на часы и потянулся к телефону, набрал номер. – Але. Бюро судебно-медицинских экспертиз? Кто вскрытие по неопознанному ночному трупу делал? А можно его к телефону?

– Граерман слушает, – послышался в трубке знакомый голос судебного медика.

– Иосиф, здорово. Косарев.

– А, привет. Надо чего или по-дружески звонишь?

– Надо по-дружески. Ты вскрытие неопознанного бича закончил?

– Ага.

– Акт не подготовил?

– Смеешься.

– Черкани хотя бы бумажку, что признаков насильственной смерти не имеется.

– Не имеется, да? – саркастически осведомился судмедэксперт.

– А что? – почуяв неладное, спросил Косарев.

– Что?! Вы привозите труп без головы и заявляете, что нет признаков насильственной смерти!

– Как без головы? – опешил Косарев.

– Повторяю: без головы.

– Так, кажется, была голова.

– «Всадник без головы» читал? Так это вторая часть – «бомж без головы».

– Понятно.

Через полчаса Косарев был снова в подвале с замом по розыску отделения милиции.

– Вот она, – кивнул тот, носком ботинка выкатывая из-за трубы голову.

– Е-мое, – Косарев покачал головой.

– Санитары когда грузили, она оторвалась – труп-то весь высох, хрупкий стал. И ненароком закатилась.

– Повезу Граерману. А то он с ума сойдет, – Косарев сунул голову в пакет…

Время близилось к семнадцати часам, и Косарев уже подумывал, что недоразумение с бомжом – последний сюрприз за сутки. Спокойное дежурство – это подарок. Только в последние годы таких подарков становится все меньше и меньше.

– Труп с признаками насильственной смерти в пригороде, – сообщил в семнадцать тридцать – за полчаса до окончания дежурства – дежурный по области.

– Полчаса подождать не могли, – поморщился Косарев.

– Беда не ждет, – глубокомысленно заметил дежурный, и Косарев про себя послал его к чертям.

«Форд» – фургончик дежурной группы с полчаса крутился по проселочным дорогам, пока не выбрался к широкой просеке. Там уже стоял дежурный «уазик» Черняховского РОВД и «Жигули» его начальника, похожего на таксу, длинноносого, с печальными глазами, подполковника. За годы службы он поднабрался цинизма и язвительности и не уставал их демонстрировать.

– О, здорово, гроза злых чечен, – начальник РОВД хлопнул по плечу Косарева. Они вместе были в прошлом году в Чечне в Гудермесе, укрепляли худой мир.

– Привет.

– Принимай по описи, – хмыкнул начальник отдела. – Красивое дело. Неопознанный труп. Кавказец. Зацепок – ноль. Документов – никаких. Раскроешь – отличишься.

– Вместе с твоими сыщиками. Чтоб не было как обычно: в первые дни все работу изображают, а потом ни одного человека не найдешь, чтобы отработку жилсектора закончить, – произнес Косарев.

– Ты меня с кем-то спутал. Мои сыскари бьются над глухарями до последнего.

– Как труп нашли?

– Рабочие совхоза «Пролетарий» отыскали. Он был скрыт тонким слоем земли и ветками. Бродячие собаки, почуяв запах, разгребли, а рабочие их разогнали.

– Собаки?

– Их столько в последнее время развелось. Селяне боятся в лес ходить. Псы в стаи сбиваются, на людей начинают нападать.

– Интересное что-нибудь обнаружили при осмотре?

– Вон там, за кустами, – начальник РОВД показал рукой, – следы протектора. По ширине колеи – «Жигули». Может, на них жмурика этого и привезли?

– А может, и не на них… Надо окрестных жителей насчет «Жигулей» поспрашивать.

– Поспрашиваем, не беспокойся.

– Давай-ка поглядим на труп.

– Погляди, может, и узнаешь, – усмехнулся начальник отдела.

Труп лежал там, где его и обнаружили, дожидаясь судебного медика.

Косарев нагнулся над телом. Внимательно посмотрел на него. Трупные изменения уже коснулись лица, но не настолько сильно, чтобы его невозможно было опознать. Шрам над губой, черное родимое пятно на виске…

– Ну, что скажешь? – спросил начальник отдела. – Говорит тебе что-то оперативная смекалка?

– Говорит, – Косарев вытащил потертую записную книжку, с которой никогда не расставался, перелистнул ее. – Говорит, что это Бакир Бехбудович Керимов из Мингечаура…

С Карданом вышла какая-то несуразица. Как ни крути, а получается, что курьера автомеханик убрал по заказу Матроса. Ведь все началось с той «девятки». А потом смерть Соболева. Не хотел его Матрос убивать, лишний труп совсем ни к чему. Лучше, если бы механик сам принес записную книжку. А потом можно было бы выбить из него деньги за доставленное беспокойство. Или отдать азербайджанцам, если те захотят посчитаться. Теперь ничего не поделаешь. Нужно, конечно, было держать себя в руках, но не получалось, хоть убей.

С головой у Матроса было не все в порядке – об этом ему часто говорили. Когда накатывала ярость, сдерживать он себя порой не мог, да и не старался, блаженно отдаваясь накатывающей жажде разрушения. Урки его за это уважали и побаивались, что помогало поставить себя на достойное место.

Когда в первый раз садился по «хулиганской» статье, следователь повел его на судебно-психиатрическую экспертизу.

Там люди в белых халатах полчаса терзали его глупыми вопросами типа: «что тяжелее, килограмм железа или килограмм воздуха?», «не было ли среди родственников больных шизофренией?» Матрос, естественно, взорвался и обругал женщину-главврача с недобрым колючим взглядом. Та холодно посмотрела на него и процедила:

«Смотри, докричишься. В психушку запру – к пенсии оттуда выберешься».

Тогда Матрос закрыл рот и больше не возражал, поскольку немало был наслышан о психиатрических больницах. В акте амбулаторной экспертизы врач каллиграфическим почерком вывела:

«…психопатия возбудимого круга. Вменяем, мог отдавать отчет своим действиям и руководить ими».

В тот роковой вечер ему, понятное дело, дешевле было бы не распускаться. Когда Гвоздь понял, что Соболев мертв, он поднял глаза на Матроса и голосом, от которого мурашки поползли по коже, произнес:

– Матрос, ты найдешь записную книжку и «дурь». Не то…

Что скрывается за этим «не то», Матрос меньше всего хотел бы ощутить на собственной шкуре. Он слишком хорошо знал Гвоздя и имел понятие, насколько экономно тот бросается угрозами.