Простая услуга - Дарси Белл

Призрак Эмили преследует Шона, из его дома он перебрался в мой. Эмили здесь везде, она смотрит и слушает. Она знает, когда мы встречаемся за завтраком в закусочной, проведя ночь каждый у себя дома.

Мы сосредоточены на Ники. Этого хотела бы Эмили, хотя вы могли бы спросить: если кто-то настолько печется о своем ребенке, то зачем, приняв горсть таблеток, запивает их спиртным и отправляется поплавать в озере?

Майлз знал, что Ники и его папа собрались развеять прах мамы Ники. Ники, кажется, ничего не понял, зато понял Майлз. Может быть, потому что у него уже был опыт столкновения со смертью. Он сказал, что мы с ним на нашем заднем дворе должны устроить минуту молчания, когда Ники и его папа будут отпускать дух мамы Ники в рощу.

Мы с Майлзом долго стояли, склонив головы и закрыв глаза. Я нагнулась к Майлзу, чтобы мы смогли обняться.

Все мамы знают, как это странно – когда наши дети растут. Еще вчера Майлз был грудным малышом у меня на руках. Сейчас он все еще ребенок. Но он уже маленький мужчина, на которого я могу опереться. Я никогда не стану возлагать на него подобное бремя, но он – моя маленькая скала. У нас есть опыт разделенного горя. Мы выучили, что горе проходит. Может быть, Майлз говорил Ники об этом, может быть, это сделало их дружбу крепче.

Несколько месяцев после гибели мужа и брата я плакала каждый день. Иногда я плакала весь день напролет. Помню, как смотрела на прохожих и думала: вот, они страдают, а я этого не вижу, так же, как они не осознают, в какой агонии корчусь я. Если бы изобрели такую разновидность люминола – средства, при помощи которого в детективах обнаруживают следы крови, – чтобы обнаружить следы горя, половина прохожих на улице светились бы, как рождественские елки.

Я не помню, когда постоянное горевание пошло на спад. Но оно пошло на спад. Я не помню, как пережила свой первый день без слез. Не помню первого утра, когда проснулась без желания тут же заснуть снова. Забывание милосердно.

Мне не хватает моих мужа и брата, а теперь – и моей лучшей подруги. Иногда боль так остра, что я сама слышу свои стоны. Я слышу себя и думаю, что, может быть, сейчас кто-нибудь еще озвучивает сердечную боль. Но я больше не боюсь, что не смогу пережить эту боль.

У меня есть Майлз, и он всё для меня. Я научилась отставлять себя в сторону и жить для своего сына. Но это не означает, что я забыла или не помню каждую секунду того дня, когда погибли мои муж и брат. Каждая минута того дня отпечаталась у меня в мозгу.

Мои муж и брат недолюбливали друг друга, хоть и делали вид, что это не так. Они оба были гордыми, порядочными и добрыми, и им обоим было важно сохранять видимость хороших отношений. Но это оказалось невозможно. Оба были альфа-самцами: Крис – в стиле уличного мачо, Дэвис – с упорством человека из старинной привилегированной семьи.

Когда мы жили в городе, у Дэвиса был заказ на ремонт в Форт-Грин; субподрядчиком он нанял Криса, который стал строителем. Напряжение между ними несколько ослабло, когда мы с Дэвисом переехали в Коннектикут и они с Крисом перестали работать вместе. Моему брату предстояло приезжать раз в месяц или около того. Майлз обожал своего дядю. У Криса и Майлза были особые имена друг для друга, и нам с Дэвисом их знать не полагалось.

Жаль, что Дэвис и Крис не нашли общего языка. У них было гораздо больше общего, чем казалось на первый взгляд. Оба любили бокс и бейсбол. Много знали о машинах. Оба заботились обо мне, хотя в этом и заключалась бо́льшая часть проблемы.