Гость - Мэри Даунинг Хаан

Но за этим ангельским ликом таилось нечто тёмное и бесчеловечное. Я отпрянула – не столько от страха, сколько из осторожности.

Обитатели Тёмных Земель были гораздо опаснее, чем я могла себе представить. А их королева, стоящая передо мной, была самой опасной из всех.

Губы королевы растянулись, но я бы не назвала это улыбкой.

– Тебе лучше уйти восвояси, дорогая Молли. Тиарнах счастлив с нами. – Я поёжилась под её ледяным взглядом. – Какая жалость, однако, проделать такой далёкий путь и вернуться с пустыми руками! – Королева с презрительной усмешкой повернулась к Гостю: – Забирай с собой эту мерзкую жабу, если только ты не хочешь оставить его здесь и не желаешь, чтобы он умер в лесу, что было бы к лучшему.

Пока она говорила, я чувствовала, как сердечко Гостя колотится о мой бок.

Я заставила себя посмотреть ей в глаза, хотя это и стоило мне неимоверных усилий.

– Я не уйду, пока ты не освободишь моего брата от чар, которые ты наложила на него. Тогда я заберу его и Гостя домой и никогда больше не побеспокою вас.

Эйдан отвернулся, словно боясь увидеть то, что будет дальше.

Но королева лишь покачала головой:

– Эх, Молли, Молли, какая же ты глупая! Вообще-то я должна приказать стражникам убить тебя за такую дерзость, но мне любопытно… Как ещё ты будешь развлекать меня? Скажи мне. Я никогда не встречала такой забавной дурочки.

Мои колени дрожали. Я сжала руку Гостя так же крепко, как он сжимал мою.

– Вы можете смеяться, но я люблю своего брата, и я заберу его.

– Что скажешь, Тиарнах? – спросила королева, повернувшись к Томасу.

Тот гордо расправил плечи.

– Это моя земля, – заявил он снова. – Я не пойду с ней.

Добрый Народец рассмеялся и исчез в сумерках.

Небо почернело, взревел ветер. Высокие камни как будто стали ещё выше. Они покачнулись и накренились и закружились вокруг нас, как будто заплясали под музыку ветра, скрипя и стеная при каждом движении.

– Томас, – крикнула я. – Томас!

Но он исчез. По-прежнему держа Гостя за руку, я провалилась вместе с ним в какое-то тёмное, холодное, безмолвное место, где ничего не двигалось.

Открыв глаза, я увидела, что лежу на замшелой земле у подножия самого высокого камня из круга. Он возвышался надо мной, словно фигура в длинных одеждах из моих смутных воспоминаний, мрачный и зловещий.

Гость сидел на корточках рядом со мной, поглаживая моё лицо холодными руками.

– Молли, проснись, проснись! – взмолился он.

Эйдан хмуро смотрел на нас.

– Живо вставайте, – сказал он. – Здесь лучше не задерживаться.

Он даже не протянул мне руки. Но и без его помощи я кое-как поднялась с земли. От усталости ноги не слушались, голова кружилась. Добрый Народец ушёл и увёл с собой Томаса, не оставив после себя никаких следов.

Держась за руку Гостя, чтобы не упасть, я медленно побрела за Эйданом вниз по склону, стараясь не поскользнуться на влажных, поросших мхом камнях.

Как долго я лежала без сознания? Сейчас утро или вечер? Трудно сказать. Серый свет и туманный дождь погрузили лес в вечные сумерки.

Когда мы вышли на тропу, Эйдан нашёл неглубокую пещеру и принялся разводить огонь. Гость и я сидели рядом, глядя, как робкие язычки заплясали на мокрых поленьях.

– Что мне теперь делать? – спросила я.

Эйдан даже не взглянул на меня и продолжал хмуро смотреть в огонь.

– Ты слышала, что она сказала. Ступай домой. Твой брат не собирается уходить от Доброго Народца. Чем дольше мы остаёмся здесь, тем большая опасность нам грозит.

Эйдан положил на угли две картофелины.

– Ты должен запечь ещё одну, – сказала я. – Нас трое.

– Я насчитал двоих. Себя и тебя.

– Ты забыл посчитать Гостя.

– С какой стати я должен для него готовить?

Взяв из мешка третью картофелину, я положила её рядом с двумя другими. Я почти ожидала, что Эйдан уберёт её, но он оставил её там, где я её положила.

Мы молча съели картошку и то, что оставалось от яблок, сыра и хлеба. Внезапно из темноты по ту сторону костра донёсся какой-то звук. Я с тревогой посмотрела на Эйдана, но он уже вскочил на ноги.

– Где ты был? – крикнул он. – Добрый Народец едва не убил нас всех.

Из темноты леса вышел Мадог.

– Я не знал, что вы подошли к камням. И я рад видеть вас целыми и невредимыми.

Улыбнувшись Гостю и мне, он повернулся к Эйдану, и они тихо заговорили. Мадог покачал головой, нахмурился и сел рядом со мной.

– Эйдан говорит, что ты была не слишком вежлива с Её Королевской Добротой. Почему ты вечно спешишь высказать всё, что у тебя на уме, даже не подумав о том, что говоришь? Если королева ненавидела тебя ещё до того, как встретила, то теперь она ненавидит тебя ещё больше.

Эйдан посмотрел на меня и добавил:

– Сомневаюсь, что кто-то хотя бы раз говорил с королевой так, как эта дурочка. Кто-то должен был засунуть ей в рот тряпку. Из-за неё нам всем теперь грозит опасность.

– А что сделал ты, чтобы помочь? – спросила я. – Ничего, вообще ничего. Ты стоял и смотрел, даже после того, как она тебя ударила. Тебе всё равно, что будет с Томасом, со мной или с кем бы то ни было!

– А почему мне должно быть не всё равно? Твой брат может остаться или уйти, какая мне разница. А эта жаба…

– Довольно, Эйдан, – оборвал его Мадог. – Мне стыдно слышать, что ты говоришь.

Эйдан поворошил угли в костре, и языки пламени осветили его лицо. Он молчал, но было видно, что он всё ещё дуется.

Гость сел рядом с Мадогом:

– Я скучал по тебе. Я рад, что ты вернулся.

Мадог улыбнулся и оглядел его с головы до ног.

– Ты вырос, – сказал он и, наклонившись ближе к Гостю, что-то зашептал ему на его языке.

Я сидела одна и смотрела на догорающие угли. Я устала, жутко устала жить жизнью бродяги, без собственной кровати, без крыши над головой, вечно голодная, вечно замёрзшая, вечно мокрая от дождя и тумана. Это было кошмарное место, и я была сыта им по горло.

Мадог наклонился ко мне:

– У тебя такое грустное личико. Надеюсь, ты не потеряла надежду.

Я играла с медальоном, вертя его и так, и эдак, глядя, как он ловит отблески костра.

– Томас решил остаться с Добрым Народцем, он их принц. – Я шмыгнула носом и потёрла глаза, чтобы не расплакаться, но предательская слеза скатилась по щеке, за ней ещё одна, и вскоре они уже в два ручья текли по лицу, а моя грудь сотрясалась от рыданий.