Железная Маска и граф Сен-Жермен - Эдвард Радзинский

Рождение герцогов Бофоров

Вначале «Прекрасная Статуя» Габриэль д'Эст­рэ решительно отвергла ухаживания Генриха. Она была влюблена в молодого красавца герцога Белльгарда. Но Генрих, как всегда, не уступил. Она ре­шила бежать. От беспощадной страсти влюбчивого короля Габриэль спасалась в родовом замке...

Как я уже говорил, шла гражданская война, и Генрих усмирял мятежную Францию. Военные дей­ствия разворачивались недалеко от замка д'Эстрэ. Но вечный раб страсти и здесь настиг беглянку. Бросив поле боя, с горсткой друзей он поскакал в ее замок, рискуя нарваться на пикеты неприятеля.

У замка д'Эстрэ он переоделся крестьянином и предстал перед нею в этом маскараде. Он думал по­забавить ее, но вызвал отвращение. Она попросту посмеялась над королем и посмела выгнать Его Ве­личество. Но мученик любви снес и это. Генрих был непреклонен. Он изменил тактику осады. Во-пер­вых, избавился от соперника герцога Белльгарда (очень выгодно его женив), во-вторых, склонил на свою сторону отца (очень щедро его наградив), и уже вскоре (в который раз!) — победная ночь!!

Его жена Марго с усмешкой выслушала рассказ об очередной «вечной» любви супруга. Сколько было этих вечных Любовей, вошедших в галантную летопись Франции... Госпожа де Сов, маркиза Нуармутье, Франциска де Монморанси-Фоссе, Диана д'Андуэн, графиня Грамон, прозванная «Прекрас­ною Коризандою»... и прочие, и прочие.

Но на этот раз произошло воистину удивитель­ное. Семь лет Габриэль оставалась единственной женщиной Генриха. Марго узнала, что любовница стала исполнять обязанности королевы. Габриэль сидела рядом с Генрихом, когда король принимал депутации покоренных городов. Она была с Генри­хом в минуту высшего торжества, когда Генриху по­корился Париж. И в ее присутствии ради взятия Парижа король решил изменить веру — он стал ка­толиком.

Он писал ей песенки, настолько сентименталь­ные и бездарные, что их с восторгом распевала толпа:

Мне сердце грусть терзает

Красавица моя,

Ах, слава призывает

На ратные поля.

На это расставанье

Могу ли не роптать,

Когда за миг свиданья

Готов я жизнь отдать!

Но далее... — Месье Антуан остановился и ска­зал торжественно: — Далее я расскажу вам то, что сохранилось в «Записках» Сен-Жермена и оста­лось неизвестным исследователям...

Всю свою небольшую жизнь, с самого детства Габриэль слышала рассказы о победах Марго, о мужчинах, сходивших с ума от страсти. И она рев­новала. Ей казалось, что ее Генрих сохранил лю­бовь к жене... скрывает ее и все время сравнивает их. Видно, поэтому она полюбила издеваться над постаревшей Марго. Да, Марго постарела, но огонь солнца в крови не погас, он стал — жарче. И ее новые любовники становились все многочис­леннее и... юнее. Так было и с вашей постаревшей императрицей Екатериной, так бывает со многими стареющими Мессалинами. Только теперь вместо прежних знаменитостей в постели Марго трудился молодой лакей. Так что в разговорах с королем Габриэль насмешливо называла Марго не иначе как «наша любвеобильная старушка» и отпускала бессердечные шутки молодости по поводу разру­мяненной, разряженной королевы. Упоенный страстью весельчак Генрих хохотал над шутками любовницы. Доходили они и до Марго. Эти обид­ные, бездарные шутки и смех супруга... Издеваясь, Габриэль смела рассказывать тайны Марго, и рас­сказы эти тотчас распространялись парижскими сплетницами, чтобы из века в век их повторяли в своих книгах историки и романисты.

Габриэль рассказывала, как Марго, помешанная па красоте своего тела, лежит голой на черном бар­хате у открытого окна, соблазняя мужчин своим когда-то белоснежным... а нынче рыхлым и тол­стым телом. Как она неуемна в своих страстях. Влю­бившись в кавалера Ш., заставляла беднягу удовле­творять ее желания в парке, в коридорах Лувра и (не однажды) на лестнице.

Габриэль была красива и, как нередко бывает с красавицами, глупа. Она не понимала, с каким огнем играет.

Граф Сен-Жермен писал в «Записках»: «Когда до королевы дошли все эти рассказы, впервые в жизни добродушная Марго пришла в ярость. Она металась по залам замка. Кричала: «Эта королев­ская подстилка, бездушная статуя, посмела насме­хаться над королевой, дочерью и сестрой коро­лей!.. Тупая дрянь не может понять, что голой бывает девка, а принцесса — обнаженной... как об­нажен бесценный мрамор. Эта тварь с воображе­нием кухарки посмела отдать на суд толпы неведо­мую ей великую страсть!..» Марго вспоминала, как пересыхало горло в разлуке с кавалером Ш., будто она жила в пустыне. Как утром и вечером писала ему, повторяя, как заклинание: «Помните! Вся моя жизнь — вы!.. Вы — моя совершенная красота, вы — мое единственное и сладостное богатство; я целую тысячу раз ваши прекрасные волосы и миллион раз ваши обожаемые уста»... И как бросилась к нему после долгой разлуки и уже не было сил дойти с ним до спальни... И оттого на лестнице...»

В это время, чтобы окончательно унизить ко­ролеву, Габриэль попросила короля подарить ей великолепное аббатство, принадлежавшее Марго. И Генрих упросил Марго продать аббатство... Ну что ж, она перенесла и это унижение, даже напи­сала Его Величеству: «Мне доставило удовольствие узнать, что некогда принадлежавшее мне аббатство будет теперь доставлять радость Вашей подруге и докажет мою решимость любить и почитать все, что будете любить и почитать Вы».

Думаю, она решила это написать, ибо уже тогда задумала...

Но Габриэль хотела большего. Она не желала исполнять роль королевы, но захотела ею стать. Вслед за аббатством она решила забрать у Марго титул.

И влюбленный Генрих посмел предложить ко­ролеве Марго двести пятьдесят тысяч экю для оплаты ее огромных долгов и щедрую пожизнен­ную ренту за согласие на развод... На этот раз Марго промолчала. И тогда Генрих обратился к папе. Хотя для развода были весомые причины (Марго была бездетна), Генрих предпринял, как говорят в вашей стране — «самые эффективные меры — подкупательные».

Вскоре Марго узнала, что папа готов дать со­гласие.

Но легкомысленный весельчак-король посмел забыть, что такое обида женщины, в которой текла опасная кровь Екатерины Медичи, устроившей са­мую кровавую ночь века — Варфоломеевскую резню!

Именно тогда добродушная Марго записала в дневнике: «Я всем делала только добро. Прости меня, Боже, но я имею право на одно малюсенькое злодейство». «Малюсенькое»!.. Видно, сравнивала задуманное с тем, что устроила ее матушка...

Это было время, когда злодейство, присущее человеческой природе, проявлялось искренне и бесстыдно. Время бесконечных войн, костров ин­квизиции, тайных ударов кинжалом и драгоцен­ных кубков с ядом в дворцовых покоях... Граф Сен-Жермен рассказывал о ядах, которые хранились во дворце его покровителя, последнего из слав­ного рода Медичи. Целая стометровая зала была обита полками, уставленными флаконами и лар­цами с ядовитыми порошками и травами. На иных красовались весьма знаменитые имена... Это были клиенты — те, кому пришлось узнать их действие... И Марго, дочь Екатерины Медичи, имела подоб­ную славную фамильную коллекцию. Здесь были экзотические яды, привезенные в Европу конкви­стадорами из Нового Света. Восхитительный нар­котический яд, который индейцы получают из ред­кого серовато-зеленого лысого кактуса (жертва, умирая, испытывает наслаждение) и яд «оло-лиукви», которым индейцы по завещанию Монте-сумы травили испанцев (жертва отправляется на тот свет с чудовищными муками). И, конечно, зна­менитый фамильный яд Медичи, секрет которого открыл граф Сен-Жермен. Во вспоротое брюхо убитого кабана щедро насыпали мышьяк и тушу оставляли под полуденным раскаленным солнцем. Из разлагавшейся плоти начинала медленно ка­пать смертельная жидкость, убивающая мгно­венно... Но Габриэль д'Эстре слишком жестоко обижала королеву Маргариту. Эта жестокая обида потребовала яда медленного.