Зависть кукушки - Анна Акимова

– Я один заканчивал. – Сергей непослушными пальцами расстегивал куртку. Я помогла ему. – Витюху бабка вызвонила. Какие-то юридические проблемы у нее возникли.

Я удивилась. Со дня Володиной гибели еще не прошло сорока дней. Какие это проблемы могли отвлечь Нину Владимировну от горя? Но ничего спрашивать не стала, Сергей и сам наверняка не знает.

Тут явился Эдька. Я усадила их обоих за ужин, а сама ушла рисовать. Мне хотелось написать портрет Володи, пока я не забыла его лицо. Я стала делать наброски…

Долго поработать мне не дали. Пришел румяный Витя Титов, потирая замерзшие руки.

– Ну-у, ребята, мороз на улице уже настоящий! От машины до подъезда добежал и уже замерз! Грунечка, чайку дашь?

– Поешь сначала. – Я усадила Витю за стол рядом с Сергеем и Эдькой, достала чистую тарелку, вилку, придвинула хлеб. – У нас макароны по-флотски.

Мне очень нравится Витя Титов, и я люблю его кормить. Он такой славный, белобрысый, румяный, улыбчивый и ест всегда с таким аппетитом!

– Ты от Лавровых? – спросила я, наливая Вите чай. – Там все в порядке?

– Там новости! – оповестил Витя и, прихлебывая чай, стал рассказывать.

Оказалось, что сегодня к Лавровым явилась некая гражданка – Витя так и сказал: «гражданка» – и заявила, что она гражданская жена Володи.

– Простите за тавтологию, – сказал Витя, – но эта гражданка гражданская жена заявила, что они с Володей собирались пожениться, что у нее от Володи есть ребенок, она считает этого ребенка наследником Володи и собирается отстаивать его права.

Эдька присвистнул, Сергей озадаченно нахмурился, а я спросила:

– Молоденькая? Девочка совсем, да?

Витя отрицательно покрутил головой.

– Не сказал бы… тридцать пять лет. Потылицына Алла Михайловна, живет с матерью, ребенку два месяца, мальчик, зовут Виталием, отчество – Владимирович.

– Ты знаешь такую? – повернулась я к Сергею. Тот покачал головой.

– Первый раз слышу. Хотя я не всех Вовкиных подруг знал. Но это странно как-то… А почему они скрывали?

– Ну, вроде как она сама, Алла эта, попросила Володю никому ничего не говорить, чтобы не сглазить, как-то так… Поздние роды, то, се… Я толком не понял, это женские дела, женская логика.

– А бабка что?

– Бабка… – Витя отодвинул пустой стакан. – Бабка как-то даже ожила. Рада, наверное, что от Володи ребенок остался. Но… в сантименты впадать не стала. Железная старуха! Велела мне выяснить и завтра доложить, где лучше сделать генетическую экспертизу. Ну и расспрашивала о порядке установления отцовства.

– Но ведь Володю похоронили! – воскликнула я. – Его что, будут… эксгумировать?

– Нет, в этом нет необходимости. У Нины Владимировны хранятся волосы Володи, ну, такая прядка детских волос… оказывается, их хранят на память, я не знал раньше.

– Да, она их в медальоне носит, – подтвердила я. – Только я читала, что волосы не всегда пригодны для экспертизы.

– Ну посмотрим, – Витя подвинул мне кружку. – Плесни еще чайку, Груня. В конце концов, генетический материал можно найти у Володи дома. Зубная щетка, там, бритва, одежда. Или кровь в машине…

Сергей резко встал и вышел из кухни.

– Ну вы и слоны толстокожие! – возмутился Эдька. – Волосы, кровь… Каково это Сереге слышать? Родной брат все-таки.

Мы с Витей виновато переглянулись.

– Ну, я пойду, – Витя поднялся, потоптался, глубоко вздохнул, поскреб белобрысый затылок. – Неловко получилось… Передай Сереге, что я болван и осознаю это.

Следом за Витей поднялся и Эдька. Я проводила их до двери, вернулась на кухню и долго возилась там, давая Сереже время остыть и успокоиться. Потом все-таки пошла к нему.

Сергей сидел за своим компьютером, писал. На экране появлялись какие-то заумные формулы.

– Сереж, – я подошла и прислонилась к нему, – ты прости нас с Витей. Иногда не думаешь, что говоришь…

Он поднял на меня усталые глаза.

– Да ничего особенного вы не сказали. Просто вокруг Вовки поднимается какая-то муть… И мне не по себе. Предчувствие какое-то, понимаешь?

– Сереж, но это же хорошо, что у Володи остался ребенок!

– Было бы хорошо, если бы это была правда.

– Но почему ты так уверен, что это неправда? Почему у Володи не может быть ребенка?

– Да об этом бы все кругом знали! Вовка никогда ничего не скрывал, он ненавидел тайны, считал, что они делают человека уязвимым. У него был принцип: никогда не делать того, за что потом будет стыдно, и не стыдиться того, что сделано.

– Да мало ли почему люди скрывают свои отношения! Совсем не потому, что это их как-то компрометирует. И потом, эта Алла… она же согласилась на генетическую экспертизу! Значит, она уверена в положительном результате!

Сергей вздохнул и опустил глаза.

– Ты права, права. Просто, я чувствую, что что-то тут не так…

Я погладила его по голове.

– Ладно, поживем – увидим. Подождем результатов экспертизы… Интересно, какая она, эта Алла?

Про себя я подумала, что, если экспертиза будет положительной, мы увидим мать Володиного ребенка очень скоро. Будут Володины сороковины, соберется вся семья, и Алла там будет…

Но мы увидели Аллу Потылицыну раньше, чем наступили сороковины, и тоже по очень печальному поводу – на похоронах Сережиного деда.

Со дня гибели Володи Юрий Григорьевич жил по странному расписанию. По словам его водителя Гены, с утра он ехал на работу, где проводил около часа, видимо, давая указания подчиненным, а затем отправлялся на дачу, по пути заезжая в магазин, где затаривался спиртным. Вечером водитель забирал его и привозил домой. По словам Гены, Юрий Григорьевич к тому времени бывал уже «крепко груженный».

Если бы Нина Владимировна была в нормальном состоянии, она не допустила бы такого, но ей, раздавленной гибелью внука, было, судя по всему, не до мужа.

В день смерти Юрий Григорьевич, по словам все того же Гены, изменил своему обычному распорядку. Он пробыл на работе до обеда, а затем велел везти себя в кафе «Леденец», буркнув мимоходом, что ему надо кое с кем встретиться. В кафе он не засиделся, минут через двадцать вышел и поехал домой. Он, видимо, чувствовал себя уже очень плохо, был бледен, постоянно пил воду, но от врача отказался. Дома он сразу ушел в свою комнату, а когда его пришли звать к ужину, оказалось, что он мертв уже несколько часов.

Услышав это, я, помимо естественного огорчения, еще и очень удивилась. «Леденец»? Интересно, что нужно было старому профессору в таком месте? Дешевая студенческая забегаловка с весьма скромным меню и громкой музыкой. Кстати, мы с Сергеем на ранних стадиях знакомства часто назначали там свидания. Но для Юрия Григорьевича это было совершенно неподходящее место. С кем он мог там встречаться?..