Сожженные дотла. Смерть приходит с небес - Герт Ледиг

— Восемь часов одна минута, — сказал вместо этого голос в его приемнике и блокировал частоту.

— Восемь часов две минуты, — услышал радист у развязки дорог. У него не было времени смотреть на часы. Он не прервал свою передачу. На четыре километра вокруг каждый радист слышал ее вместе с настройкой времени:

«Я — «Сатурн» — напрасно ждем обещанного батальона из резерва — перед нами русские танки — количество не определено — оборона развалилась — широкий прорыв противника севернее места расположения — оборона наших войск в низине — на высоте 308 — два вражеских танка без пехоты — здесь дальнейшее сопротивление из-за отсутствия боеприпасов больше невозможно — взрываю радиостанцию — конец связи — конец! Конец! Конец!»

Ему еще удалось услышать:

— Восемь часов три минуты.

После этого радиостанция взлетела на воздух.

Майор стер грязь со своих часов. Восемь часов четыре минуты. Значит, в болоте он уже больше часа. Все время по колено в воде. Два раза проваливался по грудь. Потерял один сапог. Пистолет в грязи. Компас разбился. Оба погона сорвало ветками. Он был похож на дикого зверя. «Дальше, дальше!» — думал он. Руки кровоточили. Он уже слышал их пулемет. Еще, наверное, каких-то триста метров, и он у них…

Лейтенант в одном из русских танков на высоте повернулся к рации.

— Ахт ур унд фюнф минутен, — сказал немецкий голос в наушниках. Лейтенант не понимал по-немецки. Через смотровую щель он наблюдал за сибиряками. Они преодолели часть немецких окопов и оказались в ловушке. Тридцать немцев засели у подножья высоты и господствовали над всем участком. По ту сторону болота наши танки повернули назад. Каждый раз, когда пехота хотела подойти к его танку, попадала под огонь немецкого пулемета, который ее косил. Он посмотрел на часы. Положение становилось невыносимым. Уже три часа на высоте. Боеприпасы кончились. Почему рота носильщиков не намостит еще одну гать? По высоте наши ведут минометный огонь. Осколки колотят по броне. Он даже выглянуть не может. Вот уже целый час он с выключенным двигателем стоит у скелета мачты высоковольтных передач. Он не может вечно ждать здесь наверху. Дыра под бетонным цоколем мачты похожа на лаз. Перед ней — что-то вроде бруствера, на нем лежат пустые консервные банки. Только минометный огонь не дает ему вылезти и посмотреть, что это такое.

— Ахт ур унд зекс минутен, — сказал в наушниках немецкий голос, которого он не понимал.

Восемь часов восемь минут. Русский полковник нервно двигал линейкой по карте, разложенной на столе.

— Жаль!

Его адъютант вопросительно поднял плечи. Полковник продолжал:

— Под третьим танком проломилась гать на болоте. Пехота остановилась. Это конец, — он показал на карту, на цифру в черном кружке, — положение в батальоне Зощенко серьезное!

Сквозняк поднял карту. Дверь в комнату распахнулась.

— Какие потери? — Полковник обернулся и посмотрел в окно.

На улице стояла девушка. Ее волосы развевались по ветру.

— До сих пор не известно, — ответил адъютант.

Он прислушался. Из соседней комнаты доносился голос генерала.

— Вы ее знаете? — полковник кивнул в сторону окна на девушку.

— Кого? — Адъютант нарочно отвел взгляд от девушки.

Полковник бросил с упреком:

— Я имею в виду, чья она!

— Капитана Зощенко.

Полковник кивнул:

— Насколько я знаю, с перевязочного пункта просили прислать кого-нибудь на помощь.

— Так точно, товарищ полковник.

Ефрейтор вставил в мину взрыватель. В норе было тихо. Ему было слышно даже, как взрыватель скользит по металлу мины. На циферблате его часов не было видно ни цифр, ни стрелок. Фосфор перестал светиться.

— Что ты там делаешь? — донесся голос из темноты. — Мы не хотим платить жизнью за твое легкомыслие.

— Каждый делает то, что хочет, — ответил ефрейтор. — Я, например, сейчас взорву русский танк!

Голос продолжал:

— Их два. Второй после этого нас…

— Чепуха, все не так страшно. — Снова послышалось скольжение взрывателя по металлу.

— Ты не сделаешь этого! — настаивал голос. Он дрожал.

Ефрейтор равнодушно возразил:

— Я обдумывал это целый час!

Пытаясь не шуметь, он подтянул ноги и, опираясь спиной о стену, начал подниматься. Мина была тяжелой.

Перед ним послышалось движение. Чья-то рука схватила его за локоть. Он с силой ударил по ней. Две руки схватили его за плечи. Он поднял колено повыше и изо всех сил лягнул ногой. Послышался вскрик В лицо ему ударил мерзкий запах изо рта. Но ефрейтор уже бросился к выходу. Удерживая мину правой рукой, с помощью левой он пытался подняться по норе. Тут он заметил, что его мышцы как ватные и сил у него больше нет. К тому же его ослепил дневной свет.

— Ты с ума сошел! Сиди здесь! — кричали позади него отчаянные голоса.

Его голова уже высунулась из норы. Но тут его схватили за ноги. Их словно зажало стальными клещами. Он попытался освободиться. В пяти шагах перед ним была измазанная глиной броня танка. Бесформенные траки, головки болтов, сварные швы. Он боролся изо всех сил. Он хотел поднять мину из норы и закатить ее под танк Руки сдавили его, словно тиски. Силы его уходили.

— Отпустите меня! — завизжал он.

Мина давила на грудь. Воздуха не было. В броне танка открылся маленький люк. Трубка, похожая на носик чайника, прицелилась ему в голову. Последним напряжением сил он выдернул чеку из взрывателя.

В то же мгновение из трубки огнемета брызнула маслянистая жидкость. Щелкнул беспощадный запал. И вторая, уже огненная, струя вдруг плеснула ему в лицо. Голова вспыхнула словно факел. Мина загорелась тоже. Последовал мощный взрыв. Ефрейтора не стало. Взрывная волна ворвалась в нору. Ее удар пришелся по земляным стенам, бетону. Пучок огня ударил в оставшиеся мины, мгновенно обуглившуюся бумагу, обмундирование, мясо. Сдетонировавшая взрывчатка подбросила бетонное основание и подняла на воздух скелет мачты.

У лейтенанта, сидевшего в танке, в наушниках снова зазвучал чужой голос. После этого башня начала крутиться в воздухе вместе с ним. Стальной корпус развалился. Голоса, который в последний раз сказал: «Восемь часов десять минут», лейтенант уже не слышал.

Где-то далеко от линии фронта чья-то рука переключила тумблер. Лампы погасли. Катушки начали остывать. Поступающие с востока новые импульсы побежали по своему сложному пути.

Три движения руки спасли жизнь капитану и раненому в блиндаже командного пункта. Не навсегда, но, по крайней мере, на определенное время. Капитан уже мог не задумываться над правильностью своих действий. Он повиновался инстинкту: поднял камень, обмотал его грязным, но все еще белым в некоторых местах носовым платком и бросил его под ноги красноармейцу, который вдруг показался на входе в командный пункт.